— Кевину Фоксу ты тоже готовила супчики? — не отставала от Анны Джулия, почти с брезгливостью глядя на объедающегося, довольного отца.
— У него был ужасный аппетит, — ответила Анна нехотя, — при мне он ел одни хлебцы, закуривал их сигаретами и запивал соком без сахара. Ты знакома с ним? — спросила с робким интересом.
— Видела в журналах, — усмехнулась Джулия небрежно. — Реально красив?
— Да… — задумчиво кивнула Анна.
Фарнезе откинулся на спинку стула, нервозно вытер губы салфеткой. И резонно заявил:
— Мужчина не может быть красив, если у него плохой аппетит. Так же как женщина не может быть красива, когда она, злоупотребляя едой, становится тучной коровой!
Он, судя по его решительному виду, все сказал. Встал, похожий на крепкую неприступную скалу, громыхнул стулом по мраморным плитками пола. Девушки переглянулись. И Джулия раскатисто рассмеялась:
— Это что, ревность или старость?
Рецензия, написанная Анной на безымянную пока рукопись, понравилась Фарнезе. Еще раз просмотрев ее, он решил, что с небольшой корректировкой, рецензия вполне может быть включена в книгу в качестве предисловия. С одним условием; Анна должна покинуть «контору» Энтони Паркера. Для Анны работа у Паркера была источником стабильного, неплохого дохода и «вдохновения», — всегда легче писать на заказные темы, чем искать свои. К тому же писать для Фарнезе значило не просто писать, но и перейти на его сторону, разделить его непопулярные в обществе убеждения; элитаризм, недовольство цивилизацией, протестные настроения, намеки на расизм.
Было над чем задуматься. Анна задумалась, стоя посреди рабочего кабинета Фарнезе. Кабинет был уставлен книжными шкафами, стены были завешены картинами, главными темами которых были абстрактные фигуры и бесстыдно обнаженные женщины. Тут же стоял черный кожаный диван, у окна стоял большой стол из красного дерева с просторной столешницей и ножками в виде львиных лап.
За столом, в жестком, аскетическом кресле сидел Фарнезе и пронзительно смотрел на Анну.
— И так? — произнес он, устав ждать. Глаза его насмешливо прищурились, — тебя ждет или великолепный Рим, или чахлый Лондон!
Великолепный Рим, Рим языческий, фашистский, гордый, не забывший мирового владычества. Вот какой Рим ждал Анну.
— Паоло…! — Анна впервые за их недолгое знакомство назвала его по имени. И сама испугалась того, как страстно оно зазвучало в ее устах. Растерявшись, продолжила еле внятно, — что мне делать? Вы сказали, что я должна слушать вас, однако, не слишком ли я слаба для этого?
— Сколько слов! Я всего лишь спросил, — заговорил Фарнезе раздраженно, — кого ты выбираешь? Меня или хиляка Паркера…?
— Боже мой! — простонала Анна, и недоуменно развела руками. Действительно не знала, что ей делать. Мучительно искала выход. — Не знаю, дайте мне подумать…
— Кухарка, кухаркой и останешься! — констатировал Фарнезе с убийственной серьезностью. Махнул рукой в сторону двери. — Убирайся ко всем чертям!
По лестнице без перил, будто висящей в воздухе, Анна спустилась на первый этаж. Вслед услышала какое-то итальянское проклятие. Узкие ступеньки уходили из-под ног. Только встретив в холле Джулию, она поняла, что плачет.
— Папочка злится, это надолго. Если не навсегда, — девушка открыто издевалась, — прощай, кухарка!
Когда Анна с сумкой вышла на улицу, ее уже ждало такси. Шофер помог ей уложить сумку в багажник и открыл перед ней заднюю дверь. Она молча села. Поехали. Не зная, как по-итальянски спросить, куда ее везут, она ясно видела, что такси мчит по направлению к Везувию. Легендарный вулкан надвигался, словно темно-сизая туча, давя на нее своей невидимой, мощной энергией.
— Аэропорто, аэропорто! — неловко потребовала Анна, привстав с сидения.
Шофер промолчал. Машина остановилась, уткнувшись в турбазу. Дальше ехать было некуда, можно было лишь подниматься вверх по склону.
Анна вышла из машины и замерла от ужаса и восхищения. Перед ней возвышался Везувий, «двугорбая гора» без вершины, с крутыми, но плавно очерченными склонами. Вокруг туристы щелками фотоаппаратами и многоязычно выражали свои эмоции. Прекрасно! Красота! Оооо! — слышалось со всех сторон. А она была в ступоре. И мысли о Лондоне, Паркере и даже Эллис вызывали у нее почти физическое отторжение. Из гувернанток она все равно собиралась уходить из-за отсутствия профессионального роста. Ее ждали Рим и Фарнезе…
Снова усевшись в такси, она забилась в угол заднего сидения и, автоматически произнеся «вилла Фарнезе», в последний взглянула на Везувий.