Теперь всё изменится, понял вдруг Костя, жизнь изменится навсегда. И от этой мысли вдруг скользнуло, словно оступилось, сердце и похолодели руки. Он с нежностью смотрел на каменеющие лица ребят, слушавших Молотова у нового республиканского стадиона. Они были готовы встать в строй немедленно, чтобы прямо отсюда, с Троицкой площади, отправиться в окопы и защищать свою страну, свой город. У них не было его опыта, ни один из них не провёл и дня в камерах Лукьяновской тюрьмы, они не знали того, что знал он, и не видели того, что он видел, об их спины не ломал стулья следователь, но сегодня этот его опыт был неважен. Все они уйдут на войну, и он уйдёт с ними вместе.
Молотов закончил выступление. Последние слова прозвучали уверенно и твёрдо, но у собравшихся в тот день перед стадионом они вызвали не воодушевление, а растерянность. Что делать дальше? Понятно, что праздник отменят, так что же теперь, возвращаться домой? Молотов об этом не говорил, и никто не мог им сказать уверенно и внятно.
На пустую трибуну, где так и не появились этим утром руководители республики, вдруг поднялся невысокий, круглоголовый спортсмен. Щегоцкий узнал Лёню Сапливенко. Лёня — человек быстрых действий, он не станет сыпать лозунгами, лишь бы покрасоваться перед толпой, и если говорит, то говорит по делу.
Сквозь плотную толпу спортсменов Костя начал проталкиваться к трибуне. Он хотел услышать Сапливенко, но тот выступал недолго, и Костя расслышал только несколько последних фраз. Сапливенко называл адреса военкоматов трёх ближайших районов — Ленинского, Печерского, Кагановичского и тут же назначал места сбора. Тем, кто, как и он, жил в Ленинском, Сапливенко велел собраться на углу улиц Жадановского и Шота Руставели. Не то, чтобы сразу после этих слов Сапливенко все, кто был на площади, отправились за повестками. Одни не услышали Сапливенко, другие в военкомат идти не собирались, но энергии гнева, накапливавшейся за день, наконец был дан выход.
Щегоцкий отправился на стадион. Там, возле раздевалки, команда киевского «Динамо» несколько часов ждала решения судьбы матча с ЦДКА. В три часа стало известно, что матч не состоится, но футболистам всё равно велели оставаться на поле. В половине седьмого вечера начался новый налёт и тогда только, под вой сирен, они разошлись по домам. Костя чувствовал себя усталым и измученным, как после выматывающего матча, который он проиграл.
Мы живём привычками и планами, тянем нити надежд из прошлого в будущее, вяжем на них узелки задач и пытаемся разглядеть вдали большие цели. Если что-то — ошибки, обстоятельства, судьба — эти нити спутывает или рвёт, мы начинаем строить новые планы, растерянно покружив у места обрыва, и снова тянем свои нити в будущее, о котором не знаем ничего. Иногда это выглядит смешно, чаще — жалко, но люди устроены так — они связывают прошлое с будущим, тянут свои нити в неизвестность.
В июне Илья готовился к первенству Союза. Главной для него должна была стать встреча с Навасардовым. В прошлом году тбилисский динамовец недооценил Илью, но на этот раз он, несомненно, подготовится, к тому же первенство начнётся в Тбилиси, а там у Навасардова родные стены, свои болельщики.
Начало чемпионата назначили на 26 июня. Расписание встреч было составлено ещё весной, билеты на самолёт заказаны в мае. Но вот началась война и всё: чемпионат, бои, крепкая фигура Навасардова, которую не отпускал, держал перед мысленным взором весь этот месяц Илья, а с ним азартные и яростные тбилисские болельщики, — абсолютно всё развеялось враз. Илья вдруг налетел на невидимый барьер и замер на несколько дней посреди жизни, не понимая, что делать и чем обернётся самое близкое будущее. Он пришёл в военкомат, и ему, как и остальным, сказали ждать повестку, но в тот же день все пожарные команды Киева перешли на военный режим работы и дежурили круглосуточно — город могли бомбить в любое время.
В первые дни войны Киев пытался жить так, словно войны этой на самом деле нет — работали театры, не закрывался цирк, шли концерты. Во время бомбёжек киевляне выносили стулья во дворы, считая, что так безопаснее, смотрели, как пролетают над ними самолеты с крестами на крыльях и фюзеляжах, и по дальнему грохоту рвущихся бомб определяли цели налётов. Какое-то время казалось, что фронт далеко. Газеты писали невнятно, и толком понять, где именно он проходит, не могли даже опытные люди, привыкшие различать следы действительного и в словах, и между строк. Какие города уже захвачены немцами? Какие обороняются Красной армией? Ничего этого не сообщалось, мелькали только направления: Львовское, Ровенское, Минское, Новоград-Волынское. Где же, наконец, знаменитое, звучавшее десятки, сотни раз по радио и с киноэкранов: Красная армия отбросила противника от границы и развивает наступление на вражеской территории? Дни летели, направления менялись, внезапно всех оглушило прозвучавшее «Житомирское направление». Житомир — это соседняя область, за ним уже Киев.