— Немцы?
— Нет, красноармейцы. А может, и из нашего полка — я не успел разглядеть.
Захватив двоих бойцов, Илья поднялся следом за часовым. Нет, эти пятеро не были партизанами, но присмотревшись, он вдруг узнал одного из них и едва не бросился им навстречу. Он не мог поверить: обходя яр, где его взвод дожидался возвращения разведчиков, по размокшей тропе шагал Сапливенко.
Илья коротко свистнул, и пятеро красноармейцев схватились за оружие.
— Приготовить документы. Партизанский патруль! — Илья вышел на тропинку.
— Илюша? — Сапливенко расхохотался. — Не может быть! Вот это да!
Они обнялись. Восторг, охвативший Илью в эту минуту, был невероятным, невозможным — ни одной своей победе он не радовался так, как этой встрече с Сапливенко. До сих пор война только отнимала у него друзей и родных; один за другим исчезали они в безмолвном сумраке, уходили, уезжали, словно навсегда, и больше он не видел их лиц, не слышал голосов. Но вдруг она ослабила хватку, и из сырой мглы, по скользкой глинистой тропе вышел к нему живой, загорелый Сапливенко. Так случается во снах, но это не был сон, это было счастье.
— Что за патруль? Мы — разведвзвод 1057-го стрелкового полка.
— Первый взвод 2-го партизанского полка.
— Знаю я всё. Рассказали уже. Вижу, Василий с тобой, — Сапливенко пожал руку часовому. — Ты сколько киевских пожарников привёл в лес?
— Всех лучших, — улыбнулся Илья.
— Смотри-ка, — смеялся Сапливенко, встречая знакомых ребят, — и Шакунов здесь…
— …и Вдовенко, и Меланченко.
— А где они?
— Послал в разведку.
— Чёрт возьми, Илюша, я словно домой вернулся. Эх, сорвали нам немцы все планы. Тебе ринг не снится? А я иногда просыпаюсь и кажется, что ночью надевал перчатки.
— Где вы воюете? — этот вопрос давно крутился у Ильи на языке.
— Под Кременчугом.
— Далековато от Кременчуга занесло полковую разведку.
— Немцы сняли с нашего участка танки и двинули куда-то в тыл. Вот меня и отправили узнать, куда именно. В котле под Уманью они добивают две наших армии, была надежда, что кто-то вырвался, и танки бросили против них. Тогда бы мы ударили им навстречу. Но, видишь, нет.
— Я расскажу, куда пошли танки. Но две армии в котле? — не поверил Илья. — Это же армии…
— Представить не мог, что будет так тяжело. Вот у вас, смотрю, винтовки модные, иностранные и немецкие автоматы. А у нас в дивизии одна винтовка на двоих и необученный личный состав.
— Автоматы мы только что добыли. И патронами к винтовкам нас немцы снабдили.
— Так у тебя же взвод боксёров, — Сапливенко хлопнул Илью по плечу, — иначе и быть не могло.
— Но знаешь, Лёня, чем дольше я бегаю между лесами, тем яснее вижу, что занимаюсь ерундой. Мы перебили немецкую разведку, и вот я сижу в овраге, гордый, как павлин, но тут приходишь ты и говоришь, что рядом гибнут две армии.
— У вас своя работа. Ты же не скажешь, что партизаны не нужны.
— Партизаны знают свой лес, у них рядом дом, они не носят форму, так что каждая собака понимает, кто перед ней. А у меня ни карты, ни базы, ни связи, и командиру докладывают обстановку, когда всё давно поменялось.
— Невесело… Но я уверен, вы всё добудете — одежду, карту. Тебе зимовать предстоит, сам закладывай базу и начинай готовиться к зиме.
Вечером Сапливенко отправился назад в Кременчуг. Илья простился с ним легко. Мысль, что его тренер воюет где-то рядом, и они, может быть, встретятся ещё, как встретились сегодня, а после войны — обязательно и наверняка, делала окружающий мир прочнее, а его в этом мире — сильнее. Они ещё выйдут на ринг и будут побеждать. Какие танки? Что им танки? Никакими танками это не раздавить.
Меланченко и Вдовенко вернулись уже в сумерках. Их гимнастерки, штаны, обувь, — все было в глине.
— Я теперь яры вокруг Ситников на память знаю, — брюзжал Меланченко. — На всю жизнь запомнил.
Хороших новостей разведчики не принесли. Они видели, как со стороны Коростеня шла колонна немецкой техники, а возле Москаленковского леса окапывалась пехота. Незаметно пройти линию обороны немцев было невозможно, а главное, не имело смысла — комбат Гриценко из леса наверняка ушёл.
Зав. отделом ЦК КПУ Критский рассчитывал на место в военном совете армии, а его отправили комиссаром черкасского партизанского отряда. Он знал, кто устроил ему эту подлость, но сидя в лесу между Таганчой и Поташней, отплатить доброму человеку из орготдела ЦК не мог никак. А тут ещё командир отряда Ткач, после трёх недель лесного бездействия, заявил, что ему надоел этот санаторий «Зелёный бор», бросил отряд на Критского и ушёл в Канев записываться в действующую армию. С собой Ткач забрал человек пятьдесят. Ещё столько же, если не больше, дезертировали, разбежались по домам, и ничего он с ними сделать не в силах, потому что немцы. Всюду немцы.