Гитл выросла на прибрежном торговом Подоле, поэтому про Тетюши всё поняла прежде, чем увидела город, когда пароход, на котором плыли они из Ульяновска, только причаливал к служившему пристанью старенькому дебаркадеру. Уходившие от берега, местами провалившиеся деревянные мостки раньше вели к плавучим причалам. Гитл насчитала их полдюжины. До революции Тетюши вели богатую торговлю, раз здесь построили столько причалов. Из всех сохранился лишь один товарный, да ещё один пассажирский. Деревянные полуразрушенные сараи, тулившиеся на склонах крутого и высокого берега, когда-то служили складами. Что-то оставалось здесь от не такого уж далёкого сытого прошлого, но оставались крохи.
Вдоль берега на воткнутых в песок шестах тянулись рыбацкие сети, и рядом сохли вытащенные из реки лодки. Лодок было немало, видно, рыба увереннее людей пережила революцию и переносила социализм. Улов у волжских рыбаков по-прежнему был хорош.
Гитл ничего не имела против революции. Её дети смогли получить образование и приличную работу — при старом режиме это было невозможно. Но она помнила много такого, чего её умные и учёные дети помнить не могли и не могли себе представить, например, как жил Киев в тринадцатом году. Что бы ни говорили Гитл её дети, какие бы рекорды пятилеток ни кружили им головы, она знала точно: как в тринадцатом, Киев больше не жил никогда; и не один только Киев — следы былого достатка в обнищавшей стране Гитл замечала повсюду.
Сам город отстоял от реки недалеко, но это не значило, что добраться до него можно было легко или быстро. От пристани в Тетюши вела лестница столь же крутая, сколь и длинная. Поднявшись по ней, Гитл точно знала, что добровольно по этой лестнице готова только спуститься, и только раз, когда будет уезжать. Днепровские кручи, на которых стоял Киев, не уступали волжским, но никто не заставлял её бегать по ним вверх и вниз, для этого в Киеве уже почти полвека существовал электрический трамвай. И всё же, как бы ни ворчала Гитл, Тетюши ей понравились хотя бы тем, что здесь у неё была крыша. Да, этот дом был не её, наверняка со своими порядками, в которых ещё предстояло разобраться и, может быть, поменять их. Хозяйка дома, Антонина, новая подруга Феликсы, казалась гостеприимной, к тому же целыми днями пропадала на работе. С человеком, которого нет в доме с утра до вечера, ужиться проще. Но по-настоящему удивляло Гитл, как невестке удалось за несколько часов в Ульяновске познакомиться с этой Антониной и так стремительно изменить их жизнь. К лучшему ли?
Когда эшелон с эвакуированными добрался, наконец, до Ульяновска, Феликса оставила Гитл с семьёй в привокзальном сквере и отправилась искать колхозный рынок. Она точно знала, что рядом с вокзалом какая-нибудь торговая площадь найдётся обязательно, а там уж она разберётся. Это горожане ходят на базары за едой, Феликса шла за разговорами. Рынок она отыскала быстро, опыт не подвёл, но оказавшись среди торговых рядов, в первую минуту остановилась разочарованно. Не такую картину рассчитывала увидеть привыкшая к киевским базарам Феликса. Площадь была почти пуста, торговали в основном мелочами, полезными в хозяйстве, но никакого хозяйства у неё не было и не предвиделась. Несколько тёток предлагали молоко, свежее и топлёное, две старухи разложили перед собой пучки сушёной травы, должно быть, считая её лекарственной. Ни картошки не увидела Феликса, ни муки, ни хлеба, ни мяса, ни подсолнечного масла, — ничего из того, к чему она привыкла на украинских базарах. Но главное — торговые лари стояли наглухо закрытыми, некоторые были заколочены давно и, казалось, навсегда. Феликса обошла их все и только у дальнего выхода с рынка заметила то, что искала. В небольшом, специально выгороженном загоне, раздетый по пояс, бурый от загара мужичонка в грязных брюках и засаленной фуражке речника пытался чистить смердевшую рыбой стовёдерную бочку. Ещё одна такая же стояла рядом, и вся земля вокруг этих бочек шелушилась рыбной чешуёй. Чуть поодаль богатырских размеров тётка сгребала в кучи и сваливала в мешки ботву, луковую шелуху и пожелтевшие капустные листья.
— Вы что же, уже распродались? — подошла к тётке Феликса и поздоровалась.
— Опоздала, хозяюшка, поздно просыпаешься, — тётка насмешливо глянула на Феликсу. — Так ты мужика своего голодом уморишь. Теперь только в субботу к вам приедем.
— А вы откуда? Издалека?
— Из Казанской губернии, если по-старому считать. Из Тетюшей. Нам свои овощи и рыбу сюда ближе возить, чем в Казань. Ты теперь в субботу приходи, только вставай пораньше, а то опять одну шелуху застанешь.