Семёнову было любопытно наблюдать, как, слушая Гольдинова, что-то нервно черкал на листке бумаги Мельников. Беспокойный характер у военкома дивизии, не умеет сдерживать эмоции. Это и хорошо, и плохо, но в любом случае, пока Семёнов занимает должность комдива, ему придется мириться с привычками полкового комиссара.
— Значит, почти месяц вы прятались по лесам, — возмущенно выкрикнул Мельников, едва Гольдинов закончил доклад. — А вы знаете, сколько солдат Красной армии погибло в те же дни, в тех же местах? Под Мироновкой? Под Каневом? Под Таганчой? Обоз они захватили, тоже мне, великий подвиг! У нас в дивизии два месяца назад было девять с половиной тысяч бойцов, а сегодня — одна! Восемь человек из девяти полегли, пока вы ягоды в лесах собирали. И теперь, вместо того чтобы выполнять боевую задачу — нападать на немецкие штабы, взрывать эшелоны, перерезать телеграфные линии, спокойно гуляете по тылам. Я считаю, что вы дезертир, Гольдинов, и весь ваш взвод — дезертиры!
Тут комиссар загнул, конечно, подумал Семёнов. На одного погибшего в дивизии приходилось трое пропавших без вести, и кто знает, почему они пропали. Может быть, в плену, а может, прихватив оружие, отправились по домам, как начальник продфуражного снабжения Кривокобыльский, а ведь кадровый офицер, интендант третьего ранга. В боях за Канев у Семёнова погибло шестьсот человек, а отставших с оружием только в одном полку — триста. Не успели они переправиться или не захотели? А этот захотел — переправился, и мост ему не понадобился. Толковый взводный, судя по всему. А комиссар пусть разоряется, это правильно, иначе всё то же пришлось бы сейчас говорить ему.
После появления командира 558-го полка Семёнов решил, что пылкую речь военкома пора останавливать. Да тот и сам уже выдохся.
— Товарищ полковой комиссар верно всё сказал, после боёв за Канев у нас в ротах по пятьдесят солдат осталось. А вы тут гуляете, не можете найти себе место. Поэтому я задерживаю ваш взвод до выяснения обстоятельств его нахождения в тылу 26-й армии. Особый отдел разберётся. Если будет приказ пропустить вас в Переяслав, я этот приказ выполню. А пока поступаете в распоряжение командира 558-го полка, капитана Шевцова. Он определит подразделение, в котором будете воевать. Вещевым и котловым обеспечим вас наравне с остальными солдатами, но патронов к вашим чешским игрушкам у меня нет. Об этом потом подумаем. Не возражаешь, Николай Петрович, против такого решения? — Семёнов повернулся к военкому.
— Ты, Николай Георгиевич, кажется, насчёт пополнения в штабе узнавать собирался, — рассмеялся Мельников. — Вот и выяснил.
Отходчив комиссар, подумал Семёнов. Только что такие молнии тут метал, и вот уже шутит. Это тоже и хорошо, и плохо, в зависимости от ситуации.
— Младший лейтенант, вы комсомольское собрание последний раз когда проводили? — Мельников снова впился в Гольдинова. — Коммунисты во взводе есть?
558-й полк занимал позиции между западной, заболоченной оконечностью Леплявского леса и Днепром. От болот до заваленных корягами, заиленных пляжей тянулись заросли камышей в человеческий рост с островками серебристого верболоза. В середине августа погода установилась сухая и жаркая, но на дне окопов, отрытых даже не в полный профиль, стояла вода.
Правый берег со всеми его обрывами и оползнями с позиций полка был виден отлично. В правобережных сёлах уже разместились немецкие пехотные части. Позиции 159-й дивизии лежали перед ними, как на карте, однако немцы себя не утруждали и передовую линию обороны обстреливали из миномётов, только если замечали активное движение, поэтому сапёры работали по ночам — выставляли плавучие минные заграждения вдоль берега, минировали пляжи. Большого смысла в этом Илья не видел, если немцы пойдут в наступление, то пойдут не здесь, с Леплявских болот они точно не начнут. Другое дело — диверсанты и немецкая разведка, этих можно было ждать в любую минуту.
Первый взвод включили в состав первого батальона полка, выделили участок на оборонительном рубеже, но их положение в дивизии оставалось не до конца определённым. Ребят по одному вызывали в особый отдел, каждый подробно рассказывал, где находился и что делал с 25 июля по 20 августа. Илью вызывали дважды, и по всему было понятно, что вызовут ещё. К проверке он относился спокойно, каждое своё решение обосновывал и ответственность брал на себя. Он представлял, как медленно крутятся колеса этой машины, как дивизионные особисты передают отчёты в особый отдел армии, армейские — своему начальству в штаб фронта, те связываются в Киеве со Строкачом, если Строкач ещё в Киеве. Окончательно их судьба решится не скоро, всё это надолго, на месяцы, а пока взвод засел в болотах на берегу Днепра и должен воевать.