Первое письмо от Иси пришло в середине августа. Он удивлялся, что мать с сестрами вдруг добровольно застряли где-то по дороге. Слов тревоги и беспокойства в письме было достаточно, но Гитл, читавшей и между слов, показалось, что сын будто слегка обрадовался этому их решению. В одиночку ему жилось, видимо, сносно, а кто захочет на зарплату заводского инженера тащить всю семью?
Второе письмо Гитл получила в начале сентября, и от него дрогнула и закачалась вся их уже налаженная жизнь.
Привет, мама! Привет всем, — писал её неизменно сдержанный старший сын. — Надеюсь, дела у вас идут хорошо, и у меня тоже всё по-прежнему. Начну с главного: я получил письмо от Или, он отправил его 21 августа. Иля просил переслать письмо Феликсе, но почта может его потерять, поэтому передам при встрече. Приветы, которые он всем вам шлёт, пересказывать не буду, пишу только о важном.
Первое. Иля сейчас в действующей армии, его адрес: Полевая почта 124, 558 СП, 1-й батальон, 3-я рота, мл. лейтенанту Гольдинову И. Г. Второе. Пишет, что у него всё хорошо. Третье. Иля написал, что Феликса должна получать за него зарплату 100 %. Не знаю, что это значит, думаю, сперва он должен выслать вам аттестат, но вы там разберитесь. Ваш нынешний адрес я ему уже сообщил.
После следующей зарплаты хочу отправить вам денег, потому что трачу я здесь мало, свободного времени нет совсем, и у меня уже скопилась небольшая сумма. Если ваш адрес изменится — напишите мне заранее.
С приветом, Ися.
Когда Феликса вернулась с работы, Гитл успела обдумать новость сама, а потом обсудить её с Бибой и Лилей. Конечно, письмо от Ильи — прекрасное известие, отличное, замечательное! И то, что у него всё в порядке, и то, что письмо было написано всего две недели назад, тоже хорошо. Наконец у них есть его адрес, Гитл словно дали в руки нить, другой конец которой держал в руках её сын. Как же ей этого не хватало! И всё равно что-то царапало Гитл, словно холодным железным рашпилем что-то скребло её по сердцу. Она боялась за Илью каждый день, и это письмо ничуть не успокоило её, но невестку Гитл встретила так, будто ничто не замутняло её радость.
— Почему Ися не прислал само письмо? — спросила Феликса, словно дело было только в этом.
— Он же объяснил, — удивилась Биба. — Чтобы не потерялось.
— Илюша попросил переслать, и он должен был это сделать, — упрямо повторила Феликса, ещё раз перечитала письмо Иси и, не сказав больше ничего, вышла во двор.
Биба, недоумевая, передёрнула плечами, но Гитл понимала невестку. Если бы её спросили, почему Феликсе так важно сейчас увидеть письмо Илюши, Гитл не смогла бы объяснить, но она не сомневалась, что письмо ей действительно нужно.
Догадаться, что Илья воюет где-то под Киевом, было несложно. Где же ещё? Феликса и без того каждый вечер, по дороге домой, заходила на почту — у входа вывешивали свежие сводки Совинформбюро. Но ни о Киеве, ни об Украине в них не было ни слова, так, будто немецкая армия без следа сгинула где-то в Ирпенских болотах. 5 сентября — ничего, 6, 7 сентября — ничего. 8 сентября вдруг прозвучали Смоленск и Ельня, но ни слова об Украине, и дальше опять тишина. 9, 10, 11 сентября — тишина. 12 сентября — оставили Чернигов, 14 сентября — Кременчуг.
Феликсе не нужна была карта, она знала, что оба занятых немцами города — восточнее Киева, причём Чернигов севернее, а Кременчуг южнее, и она боялась думать, к чему это может привести. Последовали ещё три дня тишины, и вечером 18 сентября прогрохотало:
«В течение последних дней под Киевом идут ожесточённые бои. Фашистско-немецкие войска, не считаясь с огромными потерями людьми и вооружением, бросают в бой всё новые и новые части. На одном из участков Киевской обороны противнику удалось прорвать наши укрепления и выйти к окраине города. Ожесточённые бои продолжаются».