Грей оторвала у салфетки уголок.
— С самого детства. Если честно, я не знаю даже, кто мои родители. Я жила сама по себе. А когда стала постарше, я поняла, что я ведьма и нашла свой ковен. Вот и все.
Честно говоря, в этот момент сумасшедшей она совсем не выглядела, лишь очень грустной. Донал всегда считал себя сиротой в своей собственной семье; а Грей же, видимо, действительно была сиротой. И этот странный ковен, чем бы он ни был — сектой, сборищем шарлатанов или психов — играл роль ее семьи.
— Вот видишь, мы с тобой не такие уж и разные, — внезапно сказала Грей, и Донал отпрянул, потому что казалось, будто она действительно читает его мысли, — ладно, не пугайся.
Грей загородилась чашкой с чаем. Вид у нее стал совершенно подавленный и расстроенный, и Донал подумал, что за время их краткого знакомства он еще не видел Грей такой.
— Извини, если вопрос был некорректным, — пробормотал он.
— Да ладно, чего уж.
Доналу оставалось только пожать плечами и уставиться в окно. Там совсем стемнело: стены собора слегка подсвечивали оранжевые прожекторы, а все остальное тонуло в сумраке.
— Донал, остынет твой чай, — вдруг сказала Грей и сунула чашку ему в руки. Пальцы ее оказались неожиданно горячими и сухими. Она продолжила, — Миллисент скоро к тебе придет, я с ней договорилась. Может быть, я тоже зайду — попрощаться.
— Ты…
— Помогаю — и еду в следующий город, — она резко дернула плечом, — а что мне еще тут делать?
Глаза у нее были огромные, темные и влажные.
Донал глубоко и прерывисто вздохнул.
***
Он скомкано распрощался с Грей и пошел домой; свет вернулся, и Донал быстро принял душ и залез в кровать.
Он опять видел во сне несуществующий город.
Пыльный плац; невероятных размеров лестница, ступени ее треснули и раскрошились: она вела в огромное здание, к фасаду которого был прикреплен полинявший от дождя и солнца, в общем, времени, стяг...
Улицы, грязные и мрачные, черные дыры окон...
Город никто не грабил; его жителей не убивали.
Из него просто ушли. В нем никого нет.
Каждый раз после подобного сна Донал чувствовал себя усталым и разбитым. Он проснулся и подумал о Грей.
Солнце еще было низким; розовые лучи чертили полосы на крашеном деревянном полу. Донал свесился с дивана, сбросил на пол плед, и пытался дотянуться до лежащего на подоконнике телефона.
Если бы Грей была обычной девушкой, он бы взял номер ее телефона и написал ей сообщение. Купил бы ей цветы — настоящие, живые, а не те сушеные палки, что украшали ее чердак. Но если бы Грей была обычной девушкой, она и не жила бы на чердаке.
Не рассказывала бы про луну и кошек, и у нее не было бы таких темных, опасных глаз.
И Грей скоро уедет. Уедет, и они больше не увидятся. Она уедет в никуда. Растворится без следа. И здорово?
Донал покрутил телефон в руках; обнаружил два пропущенных от матери. Бросил его рядом с собой на кровать и вдруг услышал тихий шорох у двери.
Он не мог поверить; его сердце заколотилось. Донал на цыпочках прокрался к порогу и, кляня себя за собственную эмоциональность, трясущимися пальцами открыл замок.
Перед дверью сидела Миллисент. Она с секунду внимательно смотрела на Донала, затем начала облизывать переднюю лапку. А потом, ни мало ни смущаясь, обтерлась ухом о Доналову ногу и медленно вошла внутрь.
***
В пятницу парило.
Донал ждал грозу, сидел на подоконнике и пялился на небо, ожидая, что вот-вот из-за домов появятся фиолетовые тучи. Но нет. Небо было низким, в тяжелых белых облаках, в душном воздухе совсем не было движения.
Дети носились под окнами и что-то распевали, какая-то девочка каталась на велосипеде кругами от подъезда к подъезду.
Время замерло в воздухе, и Донал не знал, чего он ждет. Нужно было что-то сделать... Но он никак не понимал, что. Миллисент спала на своем обычном месте — в кровати, свернувшись оранжевым шаром на черном Доналовом свитере. Она всегда выбирала для сна черные вещи — видимо для того, чтобы Доналу было интереснее очищать их от рыжей кошкиной шерсти.
Донал встал, открыл входную дверь и рассматривал улицу. Он совсем не удивился, когда увидел Грей — та шла, торопливо переставляя обутые в кроссовки ноги и тащила за ручку огромный кожаный баул.
— Привет, — она замахала ему рукой. Донал вошел внутрь, пропустил Грей и уселся на стул под окном.
— Уезжаешь?
— Пора, — Грей разулась; Миллисент вскочила с места и стала тереться о ноги Грей своими боками и громко урчать. Грей почесала ее за ухом.
— Что с ней было? — неловко спросил Донал; он хотел предложить Грей чаю, но она прошествовала к кухне, открыла бутылку с молоком и налила себе полный стакан.