«Привет Вил, как у тебя дела? После того, как тебя забрали из приюта Керхер, мы с тобой не общались год. Я понимаю, ты сейчас в другом приюте, где тебе лучше, я хотела бы рассказать, как изменилась наша жизнь при передаче нашего приюта к государственному попечению. Надеюсь, ты не сильно обидишься за то, что я тебе так пишу и пытаюсь пожаловаться.
Наше утро начинается в четыре. Кормят нас плохо, если дадут маленькую крошку хлеба, это хорошо. А то на воде совсем уже трудно, еле ноги передвигаются. Едим и сразу работать на поля. Работа тяжёлая, трудная, иногда просто валишься с ног, за что получаешь наказание. За любую провинность нас кладут на перекладину кровати и бьют палкой. Голыми ставят в угол на соль или гречку. Наказывали едой это самое страшное, ведь и так ели таскали ноги. Нехватка куска хлеба – это самое худшее наказанием. Часто колят руки иглой тем детям, у которых номера на одеялах отрывались. Как на зоне, у меня номер 73. Номера очень часто отрываются, а из-за тяжкой работы пришить их не хватает сил. Поэтому упомянутые экзекуции мы испытываем на себе не раз. Но больше всего нас пугает не это. Самый бесчеловечный прием другой, мы называем его очень странным словом ты, наверное, не поймёшь меня. Я объясню тебе без названия. Это наказание для тех, кто плохо себя вел. Выбирается ребенок, которого заставляют мазать лица других детей отходами человеческой жизнедеятельности. У тебя трясутся руки, когда идёт отбор. Все мы друг за друга и напакостить другому – это высшее бесчестие. Но мы все понимали, что если мы не сделаем, то будет хуже. Страшно ещё одно наказание. Ребенка заводили в подвал с крысами, привязывали и накладывали на него сыр. Крыса начинала грызть ребёнка. И тогда… Никто не возвращался после этого наказания. Я только слышу об этом, но не хочу познакомиться с этим напрямую. Надеюсь, ты счастлив и рад, что переехал в другой приют.
Перед приездом какой-либо комиссии нас раздевают догола, осматривали на предмет синяков, чтоб мы — не дай Бог! — не сказали, что это вызвано действиями воспитателей. Мы должны молчать и о том, что берут у нас кровь, для чего – не знаем. Мы должны молчать вообще обо всем, что происходит в приюте. Я жду не дождусь, когда мне стукнет восемнадцать, это ещё три года. Тогда, милый братец, я приеду к тебе и заберу, обещаю. Верь мне, пожалуйста, твоя сестра Катрин.»
Письмо этой девочки выбило дух из меня, и я несколько минут пытался прийти в себя. Её признание брату, встретились ли они? Хотя вряд ли – это письмо находится здесь и пожелтела от времени. Его не пропустили на пункте, его не отправили получателю. Я вижу ещё письма с пометкой брату от Катрин. Мне очень жаль эту девочку, которая писала и надеялась, что брат получает письма. Для чего жила эта девочка? Жила она именно братом и верой, что когда-нибудь они встретятся. Неужели за этой верой приехал я сюда? Я перелистываю множество писем и многого другого. И правда, на каждой папке, которая сохранилась в этой книге. Есть номера, дети здесь не считались людьми, они были просто номерами, как скот. Я открываю следующее письмо и начинаю быстро просматривать. Меня привлекает абзац : «От него не сбежать. Он появился здесь очень давно. Но мы впервые увидели призраков год назад. Этот человек нелюдим, он сидит постоянно в подвале администрации. Там он проводит все своё время. Когда он выходит, становится страшно. Он выбирает себе жертву. Мы – его жертва, дети приюта Керхер. Мы прячемся в своих комнатах, залазим под кровати. Знаем, от него не спастись, но ищем этот путь на спасение. Когда проходит мимо твоей двери, ты замираешь и не дышишь. Потом он заходит в ночи и нагибается, чтобы достать. Его рука такая тощая, бледная и склизкая. Она цепка, хватает тебя и тащат во тьму. Мне страшно, я сижу у него в подвале уже несколько дней. Я слышу, он к чему-то готовится, единственное, что мне он выдал, это ручка и листок. Если, бабушка, ты это прочтёшь, то прости меня. Твой дражайший внук Лим.»
Я натыкаюсь не раз на этого кого-то. Его описывают как тощего старикана высокого роста, со светящимися, бегающими глазами, которые выискивают жертву. Как же было страшно детям. Но именно эти письма дали нам подсказку, где искать ответы на вопросы. Но теперь нам оставалось решить еще одну головоломку, где искать выход из этой комнаты. Мы искали выход очень долго, обследовали все и нашли какой-то рычаг, дернув его нам открылась дверь. Новый проход, который вел куда-то вдаль. Джим, как самый храбрый из нас пошёл первым. Мы шли вперёд, подсвечивая путь фонариками. Коридор вновь был извилистый, но вскоре мы почувствовали свежий воздух. Вышли мы на поляну за главным зданием. Я повернулся ища нужное нам административное здание.