— Так вот о чем ты мечтаешь?
— Только не уверяй меня, — откликнулась Марти, — что и ты не мечтал об этом. Я все равно не поверю тебе.
— Правда, довольно долго прожив в твоем мире, я кое к чему привык.
— К чему же еще ты привык?
— К выдержанному бренди, первосортным сигарам, шелковым сорочкам, хорошей музыке.
— Так я и думала. Ты обманщик, мой очаровательный полукровка.
— Я много раз думал о себе то же самое, потому что застрял между двух миров, Марти, и не принадлежу полностью ни к тому, ни к другому.
— Это не так! Я видела тебя в деревне, ты один из них. Уважаемый лакотский вождь и…
— Так ли? Я не уверен в этом. Если бы не бабушка, я вряд ли вернулся бы в родные края. Ты верно подметила. Я изнежился на востоке, и если некоторые белые давали мне понять, что мое присутствие нежелательно среди них, то моего соученика и близкого друга Дрю Келли никогда не смущало мое происхождение. Дам оно тоже не смущало, — шутливо добавил он.
Марти рассмеялась.
— Уверена, это им не мешало! — Она улыбнулась любимому. — Ночное Солнце, ты не изнежен, просто ничто человеческое тебе не чуждо. Есть приятные вещи в обоих мирах, но они различны, вот и все.
— Да, Висинкала, кое-что, несомненно, похоже — здесь ли, на холмах, или в Чикаго, в Иллинойсе.
— Что же это?
Ночное Солнце поцеловал Марти.
— Любовь.
— Полагаю, так и есть, но когда-нибудь мне хотелось бы заняться с тобой любовью в постели в Чикаго, чтобы проверить наше предположение.
— Поживем — увидим. А пока как ты смотришь на то, чтобы заняться любовью здесь, в Миннекахта?
— А это возможно?
— Не только возможно, но и приятно. Она радостно рассмеялась:
— Кому тут нужны шелковые сорочки?
Это было их последнее утро на Черных холмах. Проснувшись, они оставят позади уединенный великолепный край. А еще через двадцать четыре часа Ночное Солнце отправится на юг, к Денверу, чтобы встретиться с генералом Уильямом Киддом.
Еще не рассвело, а Ночное Солнце уже пробудился. Марти мирно спала рядом. Он приподнялся на локте и взглянул на нее.
Вырвать Марти из привычного мира было отвратительным поступком, но затем он занялся любовью с ней, одинокой и ранимой в индейском лагере. Это было непростительно.
Ночное Солнце нежно прикрыл нагое плечо Марти.
Он думал, что она будет счастлива с ним в Дакоте, но так ли это? Может ли очаровательная молодая женщина, выросшая в особняке и окруженная множеством слуг, довольствоваться жизнью в типи среди равнин? Не сменится ли вскоре ее любовь к нему негодованием и ненавистью?
Ночное Солнце поднялся, зевнул и потянулся, расправив грудь.
И вдруг Марти прильнула губами к его ступне.
— Висинкала, что ты делаешь?
Она не отвечала, а ее губы скользили вверх по ноге, по внутренней стороне бедра.
Ночное Солнце застонал от страсти.
— Тебе не стоит делать этого.
— Я так хочу, — прошептала Марти. — Я люблю тебя, Ночное Солнце, и буду любить тебя вечно.
Стоя перед ним на коленях, Марти положила ладони на его бедра и откинула голову.
— Смотри на меня, милый.
Ночное Солнце, изнемогая от жаркой истомы, смотрел на нее, и глаза его сверкали.
— Не думай, — продолжала она, — будто я когда-нибудь пожалею о том, что ты взял меня.
Марти прикоснулась губами к напряженному, вздымающемуся перед ней жезлу. Ночное Солнце содрогнулся всем телом, из груди его вырвался стон.
— Я не пожалею, — заверила Марти, проводя языком по всей длине его жезла. — И ты не жалей.
Ночное Солнце громко вскрикнул, когда ее теплый, влажный рот накрыл его. Он стоял в лучах восходящего солнца, и прекрасная нагая женщина, преклонившая перед ним колени, любила его столь интимно, столь сладострастно, что Ночное Солнце хотел бы стоять так всю жизнь, глядя вниз на прильнувшую к нему золотистую головку.
Отведя голову Марти, он упал на колени и оказался лицом к лицу с любимой. Глаза его были полны муки, грудь тяжело вздымалась, и, несмотря на прохладу утра, испарина выступила на лбу.
Поняв, что Ночное Солнце никогда еще не был так возбужден, Марти прошептала с мольбой:
— Я знаю своего отца. Он убьет тебя. Не надо тебе туда ехать. — Она прижалась к нему горячей щекой. — Если ты меня любишь, скажи, что не поедешь.
Глава 40
Однако Ночное Солнце так и не уступил.
Сколь ни велика была его любовь к Марти, он был полон решимости отправиться в Колорадо. Когда они возвращались в деревню тем теплым днем, Марти, бросая нежные взгляды на любимого, размышляла о том, какая горькая ирония судьбы в том, что он не внял ее мольбам.
Только этот гордый упрямый мужчина, единственный человек на свете, без кого она не может жить, не подчинился ее воле. Поэтому Марти и преклонялась перед ним. С той минуты, как Марти узнала его, он был несгибаем.