– Немногие из них отличаются такой чувствительностью, как ты, любовь моя.
– Когда-нибудь я обязательно сделаю репортаж о заключенных. Я изучу их…
Из горла Хантера вырвалось глухое ворчание.
– Давай сначала ты отсюда выберешься, а уж потом будешь думать о собратьях по несчастью и о том, как привлечь внимание общественности к их страданиям. – Хантер поднял подбородок Кари и посмотрел ей в глаза. – Почему ты не позволила адвокату телекомпании вытащить тебя из тюрьмы?
– А что бы это изменило? Ведь речь в данном случае идет о первой поправке. Я понимаю, ты считаешь меня занозой в пальце, упрямой ослицей и…
– Я с уважением отношусь к твоему поступку. – Видя, как удивленно раскрылись глаза Кари, Хантер пояснил: – Сейчас я говорю как мужчина, а не как окружной прокурор. Прокурор во мне по-прежнему негодует на тебя. Но я люблю тебя, Кари Стюарт, – тебя и все, во что ты веришь. – Он прижал ее голову к своей груди. – Разве стал бы я рисковать своей карьерой, приходя сюда и лежа на тюремной койке с заключенной, если бы думал иначе? Да если об этом узнают, меня просто насмерть затопчут.
– За сексуальные притязания по отношению к заключенной?
– Что-то в этом роде.
Она поцеловала его в подбородок.
– Обещаю не подавать на тебя в суд.
Влюбленные поцеловались еще раз. Это было так чудесно, что на некоторое время они даже забыли о том, в какой жуткой ситуации находятся.
– Кстати, тебя могут затоптать и по другой причине, – спокойно заметила Кари, вспомнив о журналистском столпотворении в коридоре тюрьмы после ее ареста.
– Знаю. Ваши когорты уже подняты по боевой тревоге. В заголовках сегодняшних газет меня рисуют настоящим циклопом, а ты затмила даже Жанну д'Арк и являешься теперь самой знаменитой мученицей. За твоей спиной – целая армия твоих коллег, которые провозгласили меня своим общим врагом и подступают со всех сторон.
– Извини, Хантер. Я, честное слово, меньше всего хотела навлечь неприятности на твою голову.
– И тем не менее мне теперь придется ходить в монстрах.
Она рассмеялась:
– И что же ты собираешься сделать для того, чтобы вновь обрести в глазах общественности благопристойное лицо?
– Выяснить, что приключилось с тремя крохами, и вернуть их родителям. Что-то подсказывает мне: они еще живы.
– Хорошо бы, – тихо откликнулась женщина.
На них снизошел покой. Кари лежала в объятиях дорогого ей человека и с любовью прислушивалась к тому, как бьется его сердце. Еще несколько минут назад все в этой маленькой камере пугало ее, сейчас же здесь было тепло и мирно.
– У меня отобрали часы. Сколько сейчас времени?
– Уже поздно.
– Ты с самого начала собирался ко мне прийти, да? Именно поэтому у меня нет ни одного сокамерника?
– Конечно. Не мог же я позволить, чтобы ты одна провела в тюремной камере целую ночь.
– А как ты объяснил цель этого посещения сержанту Гопкинс?
Хантер улыбнулся, и Кари поняла: если он одарил полицейскую матрону такой же улыбкой, то ее вопрос просто неуместен.
– Она – романтическая натура, и я апеллировал к этому ее качеству.
– Не является ли это разновидностью взятки?
– Разве что на уровне чувств.
– По-моему, еще немного – и ты превратишься в продажного блюстителя закона.
– Я уже являюсь таковым. Сама посуди: лежу в камере рядом с арестованной и мечтаю ею овладеть.
Женщина тихо засмеялась и прижалась к нему еще крепче.
– Тебе и вправду этого хочется?
– Прекрати, Кари, не то мы окажемся в еще более дурацком положении. Тебе тепло?
– Да… – вздохнула она. – Лежи, как лежишь, и не двигайся. Все-таки в узких кроватях есть своя прелесть.
– Да. Я, например, ощущаю твою грудь.
– Правда?
– Ага. Кстати, я уже говорил тебе, что у тебя чудесная грудь?
– Да.
– Когда в следующий раз мы займемся любовью, я намерен уделить ей особое внимание.
– Она будет с нетерпением этого ждать.
Рукой, которой Хантер обнимал Кари за талию, он притянул ее к себе еще ближе. Его губы целовали ее волосы.
– Мне так не хватало тебя! Я скучал по твоему телу, ночью протягивал руку и не находил тебя рядом с собой, а по утрам просыпался один. Это было очень тяжело. А помнишь тот день в Брекенридже?
– Я помню их все.
– Нет, тот, когда шел дождь?
– М-м-м, да.
– Честно?
Губы Хантера скользнули по носу Кари и запечатлели поцелуй на ее полуоткрытых губах.
– Что тебе тогда понравилось больше всего?
– Все. Мне нравится, когда мы медленно, без спешки исследуем друг друга руками и губами. Мне нравится запах твоей кожи, волосы у тебя на груди и на животе. Когда я вспоминаю о том, какой ты на вкус, у меня прямо слюнки текут. И еще мне очень нравится чувствовать тебя внутри себя.
Дыхание Хантера обжигало ей ухо. Оно сделалось частым и хриплым.
– А ты внутри – тесная и теплая, – прошептал он.
Эти чуть слышные слова казались некими запретными – и от того еще более сладостными – заклинаниями. Рот Хантера нашел ее губы, и они снова надолго слились в горячем поцелуе. Когда губы их разъединились, мужчина положил голову ей на грудь.
– Спи, – коротко приказал он.
– Ты останешься со мной?
– Да.
– Я люблю тебя.
– А я – тебя.
Их сердца бились в унисон. Через минуту Кари уже спала.
Когда при первых лучах солнца она проснулась, его уже не было, но место, на котором он пролежал с ней всю ночь, было еще теплым.
Внешне адвокат компании Даблью-би-ти-ви Напоминал Дэвида Нивена – с такими же изящными манерами и так же с иголочки одет, вплоть до свежей гвоздики в петлице. Появившись в то утро у двери ее камеры, он обаятельно улыбнулся:
– Доброе утро, миссис Стюарт. – Кари подумалось, что если бы у него была шляпа, он наверняка снял бы ее и с полупоклоном прижал к груди. – Вас отпускают.
Теперь, после ночи, проведенной вместе с Хантером, камера уже не казалась женщине такой зловещей, и все же, как только сержант Гопкинс отперла замок, арестантка выскочила наружу с быстротой резвой девочки.
– Благодарю вас, – выпалила она на одном дыхании. Адвокат взял ее под руку и повел по коридору, однако возле сержантского стола Кари остановилась. – Вы все еще хотите получить мой автограф?
Полицейская дама так и просияла:
– Я боялась снова беспокоить вас по этому поводу. Спасибо, что вспомнили.
Кари расписалась на чистом листе бумаги и протянула его женщине.
– У вас такие долгие дежурства? – спросила она.
– Сегодня у меня была двойная смена, – ответила та. – Меня попросил об этом мистер Макки – чтобы я присмотрела за вами.
Кари с благодарностью улыбнулась и вместе с адвокатом вышла из тюремного блока. Внизу ей предстояло получить вещи, отобранные у нее накануне. Вытряхнув из пакета свое имущество, она сверила его с полицейской описью и, рассовав по карманам, собралась выйти наружу.
– Минутку! – внезапно пророкотал за ее спиной знакомый голос. Обернувшись, Кари увидела лейтенанта Гарриса. – Мне нужно поговорить с вами, – рявкнул он, уставив ей в лицо толстый палец с обкусанным ногтем.
И снова страх холодной рукой схватил ее за горло. Неужели ей придется вернуться в камеру? Где же в таком случае Хантер?
– Мисс Стюарт выпущена под залог, – скрипучим голосом сообщил адвокат.
– Это касается только нас с ней, – воинственно ответил полицейский, величественно отмахнувшись от юриста. Его глаза, черные и блестящие, будто два жука, снова уставились на Кари. – Так вы идете или нет?
Это был явный вызов, а она – и это прекрасно знали Пинки с Хантером – в таких случаях никогда не шла на попятный.
– Конечно, – ответила Кари и, к величайшему неудовольствию адвоката, последовала за лейтенантом. Ей не оставалось ничего другого.
Они поднялись на один лестничный пролет, повернули направо, затем налево и оказались возле маленькой комнатушки. Открыв дверь, лейтенант пропустил ее вперед и едко бросил: