– Мистер Макки?
Высокий, спортивного вида мужчина, кажется, наконец вышел из транса. После неловкого замешательства он шагнул ей навстречу.
– Спасибо, что пришли. Как мне вас называть – мисс Стюарт или миссий Уинн?
Она протянула ему руку.
– Не лучше ли просто Кари?
Ее ладонь утонула в теплой мужской руке. Его рукопожатие было приятным – достаточно крепкое, но не сокрушающее кости. Он задержал ее руку в своей чуть дольше, чем положено, внимательно изучая миловидное лицо посетительницы. Разжав наконец пальцы, прокурор, осторожно поддерживая Кари под локоть, подвел ее к стулу перед своим столом.
– Вам не слишком тут жарко?
– Нет.
– Может, тогда слишком холодно?
– Нет, – улыбнулась она. – Мне тут в самый раз.
Подобная чрезмерная обходительность не была ей в диковинку. С тех пор как погиб Томас, все старались ходить вокруг нее на цыпочках, и это уже начинало действовать ей на нервы. Операторы, отправляясь вместе с ней на съемки, вели себя в ее присутствии, как паиньки-племяннички, опасающиеся расстроить свою тетушку – старую деву. Какую-нибудь неделю назад один из них, забывшись, начал было по старой привычке сквернословить, но, тут же спохватившись, униженно взмолился:
– Ты уж, ради бога, прости меня, Кари.
– Ну когда же, черт возьми, вы все перестанете со мной нянчиться! – закричала тогда она в отчаянии. – Когда поймете наконец, что и после смерти Томаса я все та же? Что я не заболела и умом не тронулась!
Кажется, помогло. Весть о вспышке ярости быстро распространилась по телестанции, и окружающие стали держаться с Кари намного естественнее. Старые узы товарищества мало-помалу восстанавливались.
И теперь подчеркнутая галантность Макки откровенно смешила ее. Подойдя к окну, он долго и старательно возился с жалюзи, так чтобы солнечный свет не бил ей в лицо.
– Кофе не желаете?
– Спасибо, нет.
– Воды со льдом?
– Нет. Поверьте, мистер Макки, я чувствую себя превосходно. Вот только любопытство гложет. Зачем я вам понадобилась?
Пропустив ее вопрос мимо ушей, он поделился с ней своим наблюдением:
– А вы, как бы это сказать… – Макки сделал неловкий жест рукой. – Более худенькая, чем кажетесь по телевизору.
И это замечание не вызвало у нее удивления. Ей уже не раз приходилось слышать подобное от других.
– Дело в том, что телекамеры полнят того, кто сидит перед ними. Человек на телеэкране выглядит килограммов на семь-восемь тяжелее, чем на самом деле, – терпеливо разъяснила Кари. – А вот вы оказались на удивление молоды. – Его брови удивленно поползли вверх. – Во всяком случае, для той должности, которую занимаете, – быстро добавила она. – Я ожидала увидеть кого-нибудь в более солидном возрасте.
– Вроде Сайласа?
– Да.
– А потому разочарованы?
– Нет, скорее удивлена. – Она слегка наклонила голову набок. – Скажите, откуда вы к нам пожаловали?
– До этого я служил в Сент-Луисе.
– Отчего же вы оттуда уехали?
– Неужели это так важно?
Она виновато улыбнулась.
– Видите ли, раньше по долгу репортерской службы мне приходилось интересоваться деятельностью городского правительства. Извините, что начала приставать к вам с вопросами. Просто при виде окружного прокурора во мне невольно проснулся старый журналистский инстинкт.
На его губах появилось некое подобие улыбки.
– Что ж, будем говорить начистоту. В Сент-Луисе на служебной лестнице я занимал одну из низших ступенек, а перспектив роста не было никаких.
Она понимающе кивнула:
– Остается только удивляться, почему мы не встречались раньше.
– А разве такая возможность существовала?
– Я частенько наведывалась в зал судебных заседаний. Мой покойный муж был членом городского совета.
– Знаю.
– Вы лично знали его?
– Встречались несколько раз.
Вернувшись за свой стол, он сел в рабочее кожаное кресло и надел очки. При этом лицо его нисколько не утратило своей привлекательности. У Кари не вызывало никаких сомнений то, что этот человек далеко пойдет, если решит остаться на стезе служения обществу. Хорошие внешние данные в таком деле не помеха. Скорее наоборот…
В нем было под два метра роста. Отлично скроенный пепельно-серый костюм не скрывал поджарого, мускулистого тела. Его движения были уверенны и изящны, волосы безупречно подстрижены, и все же в прокурорской прическе оставалось что-то от мальчишеской взъерошенности – именно то, что большинству женщин так нравится в мужчине. Его волосы были темно-каштановыми, отдельные пряди – с красноватым отливом.
Высокий лоб Хантера Макки говорил о недюжинном уме. Густые брови изгибались дугами над глазами, которые были ни серыми, ни зелеными, а какого-то другого, глубокого цвета, напоминающего старый мох на древесном стволе. Высокие скулы расходились в стороны от аристократического носа. Очертания губ отличались изяществом и совершенством, причем нижняя была чуть полновата, что должно было свидетельствовать о его чувственности. Рот был широк. Кари представила себе, как он улыбается. Воображаемая улыбка получилась весьма сексуальной.
Несколько секунд он молча смотрел на нее из-за своего стола, а потом тихо произнес:
– Весьма сожалею по поводу случившегося с вашим мужем.
– Благодарю вас. – «Неужели он вызвал меня лишь за этим? – удивилась она про себя. – Соболезнования мог бы выразить и по телефону».
Все то, что Макки говорил сейчас, за последние месяцы она слышала уже сотни раз, и все же за его словами скрывалось нечто необычное, какая-то напряженность. Внезапно ей пришло в голову, что он сожалеет не только по поводу гибели Томаса. Ей стало крайне неуютно под его пронзительным взором. Казалось, он внимательно следит за ее реакцией на каждое его слово.
– Я не раз наблюдал за вами по телевизору, – обронил он словно невзначай. Однако у нее сложилось впечатление, что эта реплика была тщательно продумана. Кари всерьез сомневалась, что мистер Макки хоть раз в жизни сказал то, что первым пришло ему в голову.
– Это все равно что сказать: «Я наблюдал за вашим ребенком». Ну и какова же ваша оценка того, что вы видели?
Макки застенчиво улыбнулся. Кари оказалась права: улыбающийся он был красив и чертовски сексуален. Насколько она могла припомнить, исполняющий обязанности прокурора до сих пор ходил в холостяках. Должно быть, не менее десятка молодых особ прекрасного пола мечтали исправить это упущение.
– Раньше я обычно выключал телевизор сразу же после основных новостей. – Отведя глаза в сторону, он без видимой причины выдвинул и задвинул обратно верхний ящик письменного стола. – Но в последнее время стал специально смотреть ваш раздел – новости культуры. Сюжеты бесподобны. Отличная работа.
– Спасибо, – сдержанно кивнула она, в то же время широко улыбнувшись.
– Ваши слова всегда бьют точно в цель, ну а сами вы… очень красивы. – Последние слова были произнесены очень тихо, после почти незаметной паузы.
Кари почувствовала, как дробно, будто выбивая чечетку, застучало в ее груди сердце. Такого с ней прежде никогда не бывало. Сладкое возбуждение, просочившись сквозь искусственную плотину опасений и сдержанности, затопило ее душу. От этого странного ощущения у нее что-то словно ворохнулось внутри, и она едва удержалась от того, чтобы прижать к животу ладонь. Может, ребенок зашевелился? Нет, еще слишком рано. Что же тогда? Уж не хочет ли она признаться себе в том, что отреагировала на комплимент мистера Макки, как впечатлительная школьница на похвалу любимого учителя?
– В таком случае вам незачем было вызывать меня к себе. Достаточно было просто написать письмо-признание, как делают все уважающие себя поклонники. – Она попыталась невозмутимо улыбнуться, но губы ее предательски задрожали.