С точки зрения буржуазии и правительства положение было безнадежным. Как при таком положении взялся Зеверинг за свое предательское дело? Он прежде всего возобновил старый военный союз профсоюзных бюрократов и социал-предателей с офицерами. Он так и пишет в своей книге: „Первое свидание состоялось с Фрицем Гуземаном из союза горняков и уполномоченным военного окружного командования в Дуйсбурге“. Затем он объяснил командующему правительственными войсками генералу-палачу фон Ваттеру, что „сейчас необходимо пустить в ход производство. В этом мы находимся всецело в руках рабочего класса. Раздражать рабочих было бы величайшей глупостью“. И генерал понял социал-предателя: „Генерал оказался не недоступным“, — пишет Зеверинг.
Затем посланец Эберта и Носке созвал конференцию из представителей профсоюзов и горных баронов. В результате этого совещания было издано знаменитое распоряжение Зеверинга, объявившее, что „все жители мужского пола в возрасте от 1 7 до 50 лет обязаны в случае необходимости по распоряжению общинных властей выполнять неотложные работы во всех предприятиях, необходимых для народного хозяйства“. Что обозначало это распоряжение? Это объясняет нам сам Зеверинг в своей книге: „Зачинщики, — говорит он, — попали в не слишком приятное положение. Либо они выполняли распоряжение, и тогда они были потеряны для движения и вызывали недоверие своих товарищей, или же они отказывались от работы, и тогда они могли быть обезврежены другим путем властями“, ибо невыполнение зеверинговского распоряжения каралось одним годом тюрьмы. Это распоряжение Зеверинга было до того чудовищным, что даже буржуазный классовый суд в лице уголовной камеры Дортмундского суда объявил распоряжение Зеверинга, ввиду введения им принудительных работ, незаконным. „Я был недостаточным педантом, — жалуется по этому поводу Зеверинг, — чтобы в тот момент, когда грозила опасность, требовать бумажек. Через несколько дней упущение было устранено. Представитель военного командования опубликовал распоряжение за своей подписью“. Зачинщики были изъяты, ибо сотни революционных рабочих Рурской области попали в тюрьмы молодой демократической республики. Вожди компартии и революционных организаций были просто расстреляны без суда и следствия со стереотипным объяснением, что они пытались бежать из под ареста, и теперь в романе Оттвальта „Ruhe und Ordnung“ „Спокойствие и порядок“) можно прочесть жуткое описание этих убийств из-за угла, принадлежащее перу одного из участников карательных экспедиций генерала Ваттера и его сподручных.
Искусство Зеверинга заключалось в том, что он применял политику кнута и пряника. Он не только расстреливал рабочих и бросал их в тюрьмы, но одновременно повышал их, правда, жалкие, но все-таки в те времена производившие огромный эффект, 50-ти граммовые пайки масла, сала и хлеба. Одновременно он уговорил угольных баронов на временное введение 6-ти часового рабочего дня, и удовлетворением этого центрального экономического требования он разбил единый фронт бастовавших рабочих. 1 апреля бастовало 158 тысяч рабочих, к 10 апреля число бастующих возросло до 307 тысяч, а затем после применения зеверинговских методов число бастовавших стало падать: 24 апреля бастовало всего 128 тысяч, а затем и эти бастующие понемногу, под влиянием провокационных методов Зеверинга, стали медленно, но упорно рассасываться. „Пацифистский поход Зеверинга закончился победой“, — торжествующе заявил тогда „Форвертс“.
Этот „пацифистский поход“ Зеверинг повторил в начале 1920 г. В густо населенной Рейнско-вестфальской промышленной области, где сконцентрированы германское горное дело и германская тяжелая промышленность, должен был разгореться новый бой за социализацию. Карательные меры против революционного пролетариата не могли окончательно задушить движения, и в феврале 1920 г., несмотря на „пацификаторскую“ деятельность Зеверинга, Эберт объявил ряд округов на осадном положении. Были введены военно-полевые суды. В Мюнстере была создана ставка генерала фон Ваттера, в Ремшейде был стянут корпус Люцова, в Мюльгейме — корпус Шульца, — все самые отборные войска германской контрреволюции. Однако одновременно в Берлине произошел известный капповский путч, правительство Эберта — Шейдемана бежало и Германии грозило низвержение республики. Что делает Зеверинг? Быть может, он бросает свою борьбу с рабочими и направляет их против монархически-путчистского правительства? О, нет! Он, наоборот, принимает все меры к тому, чтобы сведения о происходящем в Берлине не распространялись в Рурской области, и продолжает вместе с генералом Бартером, отъявленным каппистом, свое наступление на рурских рабочих. Капп совершенно верно оценил политическую установку Зеверинга, ибо как только он водворился на Вильгельмштрассе, он обратился к генералу фон Ваттеру с телеграммой: „Прошу, если можете обойтись без Зеверинга, прислать его ко мне для переговоров“. Дело в том, что Зеверингу предназначалось в путчистском правительстве роль министра народного хозяйства. Но Зеверинг оказался более умелым служакой германского капитализма, чем Капп. Он понял, что дело не в замене социал-демократических министров капповскими, а в необходимости разбить революционное движение рурских рабочих. Это часто бывает, что социал-соглашатели лучше буржуазных, даже крайне реакционных политиков служат делу охраны интересов капитала. Какое ему дело было до Каппа, когда, несмотря на все его усилия, рабочие Рурской области узнали о происшедшем в Берлине, когда революционное крыло рабочего движения решило углубить лозунг всеобщей забастовки, провозглашенный соглашательскими профсоюзами во имя спасения бежавшего из Берлина „демократического“ эбертовского правительства, и поставить себе целью завоевание политической власти с помощью установления диктатуры пролетариата до победы социализма на советской основе и с немедленным осуществлением социализации всех созревших для того отраслей промышленности?