12:30. Мы снова в пути. Совсем рядом с Гедарифом находится огромный лагерь беженцев, или «перемещенных лиц», вмещающий 22 000 эфиопов. Он находится здесь уже шестнадцать лет. Суданские власти вели благосклонную, но не совсем альтруистическую политику в отношении тех, кто боролся с правительством Менгисту, и подобные лагеря, в основном наполненные политическими беженцами, являлись центрами набора и подготовки солдат для сил тигре. Этот лагерь похож на небольшой городок, окруженный высоким забором, за которым выстроились длинные ряды круглых, крытых соломой хижин. Нас окружает многолюдная толпа. Я подозреваю, что подобные нашему визиты являются привычным развлечением посреди рутинной и скучной лагерной повседневности. Появление съемочной камеры также дает возможность поведать миру о своих скорбях и попросить помощи. Беженцы, на которых замечаю тенниски с надписями «Буря в пустыне» и «Рэмбо», рассказывают нам о том, что в лагере не хватает еды, что им приходится делать у суданцев самую грязную и тяжелую работу, чтобы заработать на пропитание, и что теперь, когда война окончилась, они хотят вернуться домой и ждут международного давления и помощи.
Самая тяжелая часть визита — отъезд. Трудно просто выехать из лагеря.
В Гедарифе мы останавливаемся в очередном правительственном рест-хаусе. Наши рассчитанные на несколько мест комнаты выходят на занавешенную от комаров веранду. Полы покрыты то и дело отстающим винилом, стены — голая штукатурка. Вентилятор есть, но не работает, есть и раковины — без воды. Безрадостное место. Перед ужином мы сидим с бокалами лимонада, не ощущая никакого уюта.
День 75: От Гедарифа до Канины
Будильник поднимает меня в 5:15. Выспался, невзирая на богатое шумовое сопровождение: собачий лай, крики петухов, невесть зачем поднявшихся в такую рань, кошачьи вопли, скрип сверчков и голоса муэдзинов. Словно бы кто-то ограбил Лабораторию звуковых эффектов ВВС и разом включил все африканские ленты. На рассвете даже свежо — 80°F (26°C), что приятным образом контрастирует с духотой и клаустрофобией ночи. Завтрака не будет, поэтому, подбодрив себя спором по поводу оплаты счета, рассаживаемся по машинам, в которых ночевали наши эритрейские водители, и направляемся к границе. По дороге придется устроить еще один пикник с тунцом от Сейнсбери.
Обозреваю карту из путеводителя Michelin (Северо-Восточная Африка и Аравия), отмечаю, что дорога до Галлабата действительно существует, но помечена синим пунктиром. Из информации к карте следует, что таким образом помечаются «дороги, не проходимые в дождливый сезон». Дождливый сезон, даже запоздавший, уже миновал, однако его последствия до сих пор смущают наших эритрейских сопровождающих.
Мы находимся всего в 96 милях от границы и при удаче можем к вечеру прибыть в Гондэр в Эфиопии.
По прошествии пятнадцати минут появляется первый зловещий признак, что все может обстоять не настолько просто. Мы подъезжаем к перекрестку в центре Гедарифа. В городе полно народа, люди покупают хлеб, продают вареные кукурузные початки или просто болтаются без дела. Вокруг машин собирается группа любопытных оборванцев, они заглядывают внутрь. Обыкновенно мы или выходим сами, или опускаем окна, но сегодня утром нам необходимо ехать. Вместо нас консультируются, куда-то показывают и спорят водители. Вполне очевидно, что они заблудились. По прошествии нескольких минут они садятся назад и с явным неудовольствием разворачивают машины в обратную сторону.
Сельскохозяйственные районы Судана часто страдают от засухи
Мы едем по грунтовой дороге, на размягчившейся почве которой идущие от границы грузовики уже оставили свои колеи. Именно здесь водители отрабатывают собственную плату. Им приходится читать неровную дорогу перед машиной, проводить ее по колеям, едва не чертя по земле днищем. Водителю надлежит сочетать решительность с деликатностью — стенки постепенно твердеющей глины местами едва толще яичной скорлупы.
Как нередко случается в Африке, посреди неведомой дали вдруг обнаруживается пешеход, и Микеле дважды останавливается, чтобы подвезти сперва женщину с дочерью, а потом фермера, которого зовут Ибрагимом. Он как раз направлялся к собственному полю в деревне Дока. У него двадцать коров, кроме того, он выращивает сим-сим, то есть кунжут. На нем безупречно белая джеллаба, опрятная кружевная такая, и он затевает с Микеле громкий спор о вере. Араб выступает против христианина.