поезда.
Об обстоятельствах военной жизни Федора Христофоровича
206
известно крайне мало.Правда,один из эпизодов рассказала кня
жна Варвара матери в 1948 г., а мать не так давно мне - при
мерно в таком виде:
На одном из полустанков к Федору Христофоровичу подошел
командир Красной Армии и попросил использовать санитарный
поезд для первозки в соседний город нескольких ящиков с ору
жием и патронами. Но получил категорический отказ из-за то
го, что по Женевской конвенции санитарный транспорт находит
ся вне войны и не может быть использован в военных целях.
Военный настаивал, угрожал - дед ни в какую и сослался
на Клятву Гиппократа о том, что врач может пойти и на смерть
при угрозе нанесения вреда его больным.
Ему предложили отцепить паровоз и с парой платформ сго
нять его с оружием в город, а завтра пригнать паровоз обрат
но. На что он возразил, что в поезде есть тяжелораненные и
за это время в условиях поезда они могут умереть, а в город
ском стационаре их, возможно, спасут.
Наконец командир предложил Федору Христофоровичу потол
ковать в ближней сторожке в лесу. Дед подумал: - "Ну вот и
все - шлепнут они меня там", но идти не отказался чтобы было
это не на глазах у раненных и княжны Варвары. Пошли.Дед впе
реди, остальные позади. А потом остался только командир и
красноармеец с винтовкой. Пришли. Домик с выбитыми окнами.
Зашли туда вдвоем, а часовой наруже остался. Сели на лавке у
стола. Опять пошел тот же разговор с тем же успехом. Прошло
так с полчаса.
Командир встал, говорит:- Ну, посиди пока тут, а я схо
жу....надо мне...- И ушел. Поговорил с часовым и все стихло.
Федор Христофорович посидел немного. Услышал как гуднул
паровоз...Он выглянул в окно - никого у крыльца. Стараясь не
скрипеть половицами, вышел наружу и, огибая дом, прикинул
как, не возвращаясь старым путем, по мелколесью выйти к пое
зду. Шел и все время ждал окрика или в выстрела в спину. Но
все было тихо.
Вышел на опушку. Увидал недалеко медленно идущий поезд
и побежал к нему. Когда поднимался в вагон - оглянулся назад
- на опушке стояли двое с винтовками и смотрели ему вслед.
Войдя в купе, сказал удовлетворенно княжне Варваре:
- Убедил я его. Понятливый оказался....
Одного он не знал, что в первом от паровоза закрытом
тамбуре лежали ящики с оружием и патронами и сидели "понятл
ивый" с красноармейцем, сопрвождая груз. Но об этом ему ник
то никогда ему не сказал.
- Ну,что Вы, - сказала Варвара Николаевна, - разве у нас
кто-нибудь бы решился так оскорбить нашего доктора....
"Княжна Варвара все время работала вместе с отцом на
фронтах империалистической, а после Октябрьского переворота,
когда отец тотчас же подался в Красную армию, княжна Варвара
207
прошла вместе с ним и всю гражданскую войну работала старшей
хирургической сестрой в санитарном поезде "Красные орлы",на
чальником которого был мой отец. Санпоезд "Красные орлы" во
евал на юге против Врангеля, Каледина и других беляков, два
жды поезд чудом вырывался из белогвардейского окружения,мно
гократно был под огнем, принимал короткие, но ожесточенные
бои и перестрелки, - княжна Варвара ни на минуту не отходила
от отца, ни разу ничего не испугалась, ни разу не воспользо
валась отпуском.
Четырежды смертной хваткой хватал нашего папу тиф - сы
пной, брюшной, возвратный, паратиф, - четыре раза княжна вы
таскивала его из смерти..."
(Ольга Берггольц -"Дневные звезды",стр.320)
А в повести "Углич"на стр. 19 она описывает свою беседу
с девочками-одноклассницами, явно антисоветского настроения
так:
"- У меня папа - доктор.Он сейчас на войне,на юге где-то.
- Он, конечно, за царя - твой папа?
- Н-нет, - ответила я с заминкой,- он...он в Красной ар
мии...Белые его даже один раз чуть не расстреляли. Знаешь,
я смущенно теребила скатерть - куда-то там отступали, и мой
папа ни за что не хотел бросить свой поезд с раненными крас
ногвардейцами.... и вот его чуть-чуть не расстреляли.Хорошо,
подошли наши, т.е. эти красные..."
За время Гражданской войны он два раза приезжал в Угл
ич, где в то время жила его жена с детьми, спасаясь от семе
йного террора свекрови и от Петроградского голода. Сохранил
ись его фотографии с дарственной надписью дочерям от 30 авг
густа 1919 г., на которых он выглядит не хуже, чем на фотог
рафии конца 1916 г.
Очевидно, именно к этому времени относится дневниковая
запись Марии Тимофеевны.
Очевидно, Федор Христофорович предупредил жену о своем
приезде в Углич. Это следует из сохранившейся дневниковой
записи Марии Тимофеевны с пометкой "Углич", где она описыва
ет свою радость от приезда Феди и кстати говоря пишет:
"....Я приготовила нам комнатку - отдельный ход с лест
ницы. Маленькая,выкрашенная масляной краской в голубой цвет,
в ней нет ничего лишнего - кровать, столик и раскладная жер
диньерка.Я ношу сюда все время свежие ромашки, всюду букеты
нежных, прекрасных своей простотой ромашек. Три букета на
жердиньерке, букет на полочке, букеты на окне и столе...
И следующая запись в день приезда:
"Когда мы с Федей вошли в комнатку у его вырвалось
208
- Ах, как прекрасно - мне нравится...
А потом, спешно сбросив пальто, Федик привлек меня к
- как я была счастлива, весь мир___был в нас и мы в целом
мире - как цветы посыпались на меня ласки, поцелуи, как неж
ные струны - звучат речи - я люблю. Эти минуты больше всего___
Но Федя потом___ делается нетерпелив___ и увлекает меня...."
Сам Федор Христофорович пишет в своей автобиографии в
1944 г., что в 1919-1920 гг. болел сыпным и возвратным тифом.
Причем в 1919-1920 гг. в г.Балашове Саратовской губернии пе
ренес сыпной тиф с осложнениями среднего правого уха и восп
аление легких, а в том же 1920 г. в г.Ростове -на- Дону пер
енес возвратный тиф. Во время одного из этих заболеваний у
него похитили вещи и все документы в том числе и диплом об
окончании медицинского факультета Тартусского университета.
Наиболее вероятно, что было это где-то между сентябрем 1919
г. и мартом 1920 г.,(уточнения по черновику письма к Н.Н.Бу
рденко 1941 года)
Судя по справке, выданной М.Т.Берггольц в конце августа
1920 г.он также в это время посещал семью и после этого опять
отправился на южный фронт.
Очевидно, к этому времени относится воспоминание моей
матери осенью 1942 г., записанное в ее очерке "Москва-южный
город."
"Я все помню - и голод на Волге, где жили мы с мамой, и
как отец приехал с фронта, после тифа, худой и бритый!Я кри
кнула: - Папа!-Кудри!?
Сколько труда мамы чтоб не отдать нас. Отец - тиф, кон
тузия....
Отец уезжал на рассвете. А ночью я проснулась (мы плохо
спали - нас мучила крапивная лихорадка)- в окне блестела яр
ко освещенная луной полянка, сплошь покрытая кроличьей тра
вой. Папа сидел на постели у Ольги, я видела, как он гладил
рукой ее беленькую головку и говорил: -"нельзя, девочка ост
аваться..." - Она не плакала, но как грустно, нет, с тоской
спрашивала, зная безнадежность своей просьбы, фразой отца:
"больные ждут?"-Он сказал:-"раненые"- И было понятно,что это
важнее. Сестра говорила еще что-то, потом они молчали. Папа