питале муж - Николай Молчанов и она в тоске идет 1 февраля
1942 г.через полгорода к отцу в заводскую амбулаторию.
"СТУПЕНЬКИ ВО ЛЬДУ....
...., у меня тогда почти не было чувств, не было человеческ
их реакций. Вернее, были одни суженные, первичные реакции.
Я только замерла, когда дошла до Невы,до перехода к па
пиной фабрике, потому что уже смеркалось и первые,нежнейшие,
чуть сиреневые сумерки спускались на землю.Сиренево-розовой,
дымчатой была засугробленная Нева и казалась необозримой,
свирепой снежной пустыней. Отсюда до отца было дальше всего,
хотя я видела через Неву его фабрику и знала, что влево от
главных корпусов стоит старенькая бревенчатая амбулатория...
и я пошла через Неву.
Очень узенькая тропинка через Неву была твердой, утопт
анной, но какими-то неверными, чересчур легкими шагами: она
была ребристой, спотыкающейся. Правый берег высился неприст
упной ледяной горой, теряясь вверху в сизо-розовых сумерках.
У подножия горы закутанные в платки, не похожие на людей же
нщины брали воду из проруби.
"Мне не взобраться на гору",- вяло подумала я, чувствуя,
что весь мой страшный путь был напрасен.
Я все же подошла к горе вплотную и вдруг увидела, что
257
вверх идут еле высеченные во льду ступеньки.
Женщина, немыслимо похожая на ту, что тащила гроб,в та
ких же платках, с таким же коричневым пергаментным лицом,по
дошла ко мне. В правой руке она держала бидон с водой литра
на два, не больше, но и то клонилась направо.
- Поползем, подруга? - спросила она.
- Поползем!...
И мы на четвереньках, рядышком, тесно прижавшись друг к
другу, поддерживая друг друга плечами, поползли вверх, цепл
яясь руками за верхние вырубки во льду, с трудом подтягивая
ноги, со ступеньки на ступеньку, останавливаясь через каждые
два-три шага.
- Доктор ступеньки вырубил, - задыхаясь, сказала на четв
ертой остановке женщина. - Дай ему бог... все легче...за во
дичкой ходить...
Но я не подумала, что это она говорит о моем папе. Ей
было труднее, чем мне,потому что я цеплялась за верхние сту
пеньки двумя руками, а она одной - другой рукой она переста
вляла со ступеньки на ступеньку бидон с водой. Вторую полов
ину пути мы переставляли бидон по очереди, то я, то она, и
так доползли до верха и дошли до ворот фабрики.
Фабричный двор, и бревенчатая амбулатория, и палисадник
около нее из резных балясинок, где уже много лет каждый год
хлопотал над розами папа - я совершенно ничего, решительно
ничего не узнала и долго стояла перед крылечком амбулатории,
туго соображая: куда же это я пришла? Может, я зашла на сос
еднюю фабрику Варгунина или вообще .... совсем не туда? Что
за странная деревянная избушка, полуразобранный заборчик из
балясинок? Я никогда в жизни их не видела... А я тут бывала
с детства и почти в такой же, только ярко-розовый день, исс
тупленно морозный, искрящийся, пришла сюда много лет назад,
чтобы взглянуть на первое свое напечатанное стихотворение в
стенной газете папиной фабрики, посвященное смерти Ленина.
Я не вспомнила об этом тогда.
Приглядевшись, я все же убедилась, что это папина боль
ница, и равнодушно отметила, что вот и все неживое - то есть
здания, заборчик, сугробы - тоже может умирать....
СЕКРЕТ ЗЕМЛИ.В маленькой передней амбулатории, еле-еле осв
ещаемой из соседней комнаты, на деревянной скамейке с высо
кой спинкой, на скамейке, похожей на вокзальную, лежала жен
щина. Она была в ватнике, старательно укутана платком и леж
ала на боку, подложив сложенные ладони под щеку. Так спят на
вокзалах транзитники в ожидании поезда дальнего следвания.Но
она не спала. Она была мертвая. Я увидела это сразу, как во
шла.
"Наверное их у папы много",- подумала я, шагнула в сосе
днюю комнату, и там, за деревянной загородочкой из пузатых
столбиков, за столом сидел мой папа.
258
Низенькая толстенькая свеча башенкой ("ишь какие у него
свечи!..") снизу освещала его лицо. Он очень отек, даже при
свече видно было,что лицо его приняло зеленовато-голубой от
тенок... Но волосы на висках и затылке, легкие полуседые во
лосы блондина, еще топорщились и кудрявились, и глаза его,
большие, выпуклые, голубые, в мерцании свечи казались особе
нно большими и голубыми.
Я молча стояла перед загородочкой, перед папой. Он под
нял отекшее свое лицо, взглянул на меня снизу вверх очень