- Что, сынку, помогли тебе твои ляхи? - Андрий был безответен.
- Так продать? Продать веру? Продать своих? Стой же, слезай с коня!
Покорно, как ребенок, слез Андрий с коня и остановился ни жив, ни мертв перед Тарасом.
- Стой и не шевелись! Я тебя породил, я тебя и убью! - сказал Тарас и, отступивши шаг назад, снял с плеча ружье.
Выстрелил Тарас. Как хлебный колос, надрезанный серпом, как молодой барашек, почуявший под сердцем смертельное железо, повис он головой и повалился на траву, не сказавши ни одного слова.
Так описывает сцену убийства отцом своего сына в повести «Тарас Бульба» Н.В. Гоголь.
В обоих случаях смертный приговор выносится за предательство. Отличие в том, что в случае с Юнием Брутом действия последнего совершенно легитимны, поскольку по римским законам домовладыка имел право жизни и смерти над подвластным (ius vitae as necis).
Вот еще одна зарисовка из жизни римлян, которая современному человеку покажется и непонятной, и невероятной.
Римляне готовятся к битве с латинянами под Капуей. Консул Тит Манций, имея в виду, что латиняне почти неотличимы от римлян по языку, роду вооружения и боевым порядкам, во избежание ошибок строжайше запретил сходиться с врагом вне строя.
Случилось так, что среди предводителей турм (конных отрядов), высланных в разведку, оказывается и сын консула, именуемый так же, как его отец, т.е. Тит Манций. Подъехав к вражескому лагерю, турма стала на расстоянии броска дротика от боевых порядков латинян. Узнав римских всадников и приметив между ними сына консула, один из латинских вельмож, Гемин Месций говорит: «Римляне, не собираетесь ли вы воевать против латинов одной турмой? Что тогда будут делать консулы и два консульских войска?» «В срок явятся и они», - отвечает Манций. Гемин Месций, отделившись от своих, говорит: «Покуда не подошли войска, не хочешь ли ты, Манций, сойтись со мной, чтобы исход поединка показал, насколько латинский всадник превосходит римского?»
«Гнев ли подтолкнул храброго юношу или боялся он покрыть себя позором, отказавшись от поединка, или же вела его неодолимая сила рока, только, забыв об отчей власти и консульском приказе, он очертя голову кинулся в схватку, не слишком заботясь о том, победит ли он или будет побежден» (Тит Ливий «История Рима»).
Тит Манций побеждает в схватке. Сняв вражеские доспехи, он спешит в консульский лагерь, не ведая, что он заслужил - похвалу или кару. Сын кладет перед отцом доспехи сраженного латинского воина. Далее изложение римского историка Тита Ливия: «Консул, отвернувшись от сына, приказал трубить общий сбор. Когда собрались воины, он сказал: «Раз ты, Тит Манций, не почитая ни консульской власти, ни отчей, вопреки запрету, без приказа сразился с врагом и тем, в меру тебе доступного, подорвал в войсках послушание, на которой жиждется дисциплина, а меня поставил перед выбором - либо забыть о государстве, либо о себе и своих близких, то пусть мы лучше будем наказаны за наш проступок, чем государство станет дорогой ценой искупать наши прегрешения! Послужит это юношеству печальным уроком, поучительным на будущее! Ты дорог мне, как природный сын, дорога и твоя доблесть, даже обманутая пустым признаком чести! Но, коль надо либо твоей смертью скрепить священную власть консулов на войне, либо навсегда ее подорвать, оставив тебя безнаказанным, то ты, если подлинно нашей ты крови, не откажешься понести кару и тем восстановить воинское послушание, павшее по твоей вине! Ступай, ликтор, привяжи его к столбу!»
Услышав столь жестокий приказ, все замерли, словно топор был занесен у каждого над его собственной головой, и молчали скорее от ужаса, чем из самообладания. Но когда из разрубленной шеи хлынула кровь, все стоявшие, дотоле как бы потерявшие дар речи, словно очнулись от чар и дали волю жалости, слезам и проклятиям…»
Тит Ливий оправдывает приказ консула, как жестокую, но вынужденную и необходимую меру.
«И все-таки, столь жестокая кара сделала войско более послушным вождю. Везде тщательней стали справлять сторожевую и дозорную службу и менять часовых, а в решающей битве, когда сошлись лицом к лицу с неприятелем, суровость Манция тоже оказалась на пользу» (Тит Ливий «История Рима»).
В годы республики возникло явление, называемое римской армией. Военнообязанными в Риме были все граждане от 17 до 60 лет. В случае войны призывали несколько возрастов: до 46 лет - для участия в походах, старше - для защиты города. Основной боевой единицей армии был легион. В легионе солдат разбивали на четыре категории. Неопытных новичков зачисляли в велиты - легковооруженных, численностью 1200 человек. Велиты имели на вооружении короткий обоюдоострый меч, несколько дротиков, круглый щит и кожаный шлем. Остальные тяжеловооруженные легионеры имели панцирь из кожаных ремней с металлической пластиной на груди и кольчугу, на голове - металлический шлем с сутаной из перьев. Легионеры имели мечи, дротики и щиты прямоугольно-выпуклой формы из дерева, окаймленные железом, 120 сантиметров в высоту и 75 сантиметров в ширину. 1200 наиболее молодых тяжеловооруженных легионеров составляли вторую категорию воинов-гастати. Более сильные и опытные 1200 составляли третью категорию - принсипи. Самые опытные 600 человек именовались триарии. У последних на вооружении вместо дротиков были копья, их использовали для ближнего боя. Каждая категория была разбита на 10 манипул, соответственно по 120 и 60 воинов, каждый манипул - на 2 центурии. Во главе центурии стояли центурионы, назначенные из числа более опытных солдат. Один из центурионов был старшим и командовал всем манипулом.