— Помнится, где-то читал, — произнес Иванов Василий, лет двадцати трех, с бледным, тонко очерченным лицом и такими большими подвижными, ищущими глазами, что трудно было поверить в их слепоту.
Начальник политотдела вкратце рассказал о положении в блокированном Ленинграде, о том, что немцы теперь хотя и не совершают крупных массированных налетов, но почти изо дня в день, особенно в туманную погоду, посылают небольшие группы в три-пять бомбардировщиков, а то и одиночные самолеты, причем предварительно открывают артиллерийский огонь по переднему краю или непосредственно по Ленинграду, чтобы дезориентировать средства противовоздушной обороны. Создавая таким образом в воздухе сильные помехи, они мешают слухачам своевременно и точно ловить цели.
— К тому же, в силу некоторых причин, — он пока решил не говорить, в чем именно были эти причины, — в последнее время наши воины несколько утратили остроту слуха... Вот почему, дорогие товарищи, мы и пригласили вас сюда, в штаб армии. Командование надеется, что те из вас, кто будут признаны годными к военной службе, быстро, по-фронтовому, овладеют техникой звукоулавливателя и надлежащим образом проявят себя в боевой обстановке. Родина и Ленинград вас не забудут, товарищи!
Растроганный словами начальника политотдела, Никонов встал, слегка перегнулся через стол и, приложив к груди ладони, сказал:
— Спасибо вам за такое доверие, товарищ полковой комиссар! Несмотря на то, что я и мои товарищи лишены зрения, мы никогда не ощущали себя одинокими. О нас заботится родина. У каждого из нас семья, дети, родной дом, работа. И нам есть что защищать. Просим вас не сомневаться в нашей готовности стать на защиту любимого города Ленина, а если случится отдать жизнь ради нашей победы над врагом, готовы, товарищ полковой комиссар! — И, повернувшись к своим товарищам, твердо, по-военному произнес: — Служим Советскому Союзу!
— Служим! — ответили они.
У Геллера и Рысева от волнения на глаза навернулись слезы...
Из двенадцати слепорожденных были признаны медицинской комиссией «годными к военной службе без учета отсутствия зрения» шесть человек.
В тот же день их повели в баню, выдали там чистое белье, красноармейскую форму и направили в прожекторный полк...
Через месяц, помнится, начальник политотдела вызвал меня и сказал:
— А ведь слепые слухачи показали себя с самой лучшей стороны. Не съездить ли вам в полк к Рысеву, может быть, наберется там материал для хорошего очерка?
И я подумал: полковой комиссар, пожалуй, прав! С самого начала он вводил меня в курс этого дела, пригласил на встречу со слепыми товарищами, так что мне, как говорится, и карты в руки.
— Есть, завтра с утра поеду!
В прожекторной службе штаба мне сказали, что шестеро слепых слухачей распределены на три звукоулавливателя — по два человека на каждый, и находятся они на разных участках фронта: в Лисьем Носу, на Средней Рогатке и в Зеленом Бору.
Я выбрал Зеленый Бор, поближе к переднему краю, где служат Никонов и Борейко.
Назавтра, поднявшись чуть свет, когда за окном еще лежала предрассветная мгла, сходил в типографию. Печатную машину на днях привели в порядок, сменили валики. Нашли в одном из наших подразделений метранпажа Олимпиева, очень знающего, старательного полиграфиста. Красноармейцы из хозкоманды, подкрепившись овощными консервами и сухарями, — полковой опять дал им из своего пайка, — дружно крутили колесо, старались поскорей допечатать тираж и пойти на отдых.
Взял пачку свежих газет, спустился в бюро пропусков, где обычно ожидали посыльные из подразделений. Как раз подошла газогенераторная полуторка из зенитно-артиллерийского дивизиона, дислоцировавшегося неподалеку от Зеленого Бора. Узнав, что она вот-вот поедет «домой», решил воспользоваться оказией.
Но только мы выехали за город, мотор начал пыхтеть и чихать, и водитель, остановив машину, принялся шуровать в котле, подбрасывая туда березовые чурки, которыми он нагрузил впрок полкузова. Чурки были сыроваты и горели плохо, и водитель промучился целых полчаса, пока завелся мотор — и мы двинулись дальше на самой малой скорости.
Все больше светало. Морозный туман поредел, на небе появлялись небольшие просветы, но их тут же затягивало.
В это время вправо от дороги из-за леса раздались один за другим три хлопка, и следом пронзительный свист пропорол воздух.