А в отделе кадров так и получилось.
— Вакансия, — сказали, — есть только в бригаде Миронова. Если вы, конечно, бурильщик.
Что ж, дал согласие.
Выходил я первый раз в ночную. Мишка провел меня в забой, показал рабочее место, велел пробурить восемь горизонтальных шпуров. Потом еще что-то хотел сказать по инструкции, но я перебил.
— Ладно, Михаил Алексеевич. Бурили и мы когда-то, разберемся, что к чему.
Повернулся братишка, ушел. И вот я один в забое. Чуточку не по себе стало. Но сразу подтянулся, сказал себе: «Товарищ сержант! Вы пол-Европы прошли, не растерялись…»
В углу лежит перфоратор. Я таких прежде не видал. Слышал, что называется телескопным. Ага, значит, ставить его надо вертикально. Подожди, подожди, как же вертикально, если бурить я должен горизонтальные шпуры. Вот так задачка! Мишка еще близко — может, окликнуть его, спросить? Нет, не буду спрашивать. Гордость взыграла во мне. Мишка же бурит этим телескопом горизонтально. И я смогу! Но как? Оглянулся, никаких приспособлений. Эх, была не была! Взвалил машину на плечи и вот так, сгибаясь под трехпудовой тяжестью, начал бурить. Отдача страшная, плечи бьет, руки трясутся, но силенка у меня всегда была. Все шесть часов пробурил в таком положении, перекладывая перфоратор с левого плеча на правое и обратно. Как велел бригадир, Мишка мой, все восемь шпуров проделал, один к одному. Но к концу смены еле на ногах держался, все тело ныло. Положил наконец проклятую машину, вытер пот. А у входа в забой Михаил.
— Готово? — спрашивает.
— Готово.
— А как ты бурил?
— Вот так, — показываю.
А он вдруг как захохочет.
— Чудило ты, — говорит и задыхается в смехе. — Чудило ты гороховое. Кто же так делает? Смотри. Берется доска, ставится враспор между крышей и низом. А к ней молоток. Ясно? Легко и просто…
И тут же, перестав смеяться, добавляет серьезно так, нажимая на каждое слово:
— Имейте в виду, товарищ Миронов, моей бригаде нужен квалифицированный бурильщик. Придется вам подучиться… У нас теперь техника!
Теперь, когда я сам в бригадирах, а Михаил у меня в звеньевых, мне легко рассказывать про тот случай. А тогда коломутно было на душе. Начинать на шахте все снова… Не горько ли? Хотел уж податься на какую-нибудь канцелярскую должность. А потом сказал себе: «А ну-ка, вперед, Костя!» Я сейчас бригадиром не потому, что обогнал в мастерстве Михаила. Нет, и он не стоял на месте. Просто меня первым перевели на этот новый рудник, а Михаила позже. Вот он и попал ко мне в бригаду, чтобы подучиться. И Николай тоже с нами. Не выдержал в канцелярии-то, сбежал…»
Мы стоим с Мироновым в забое, и он, поглядывая на новую машину, снова говорит:
— Здорово однако… Сами управились!
И это уже относилось, наверно, не только к рудокопам двадцатых годов, а и к изобретателям этой машины, и к авторам метода массового обрушения, и к нему самому, бурильщику Миронову с братьями…
«Сами управимся!»
Я вспомнил снова эти слова, читая в газетах о трубах. О стальных трубах большого диаметра, по которым гонят на дальние расстояния нефть, газ и которые оказались вдруг в центре напряженной экономической, точнее говоря, политической схватки.
Вот как об этом сказал Никита Сергеевич Хрущев:
«Недавно правительство Соединенных Штатов предприняло грубый нажим на Западную Германию, Японию, Швецию и другие страны, чтобы сорвать выполнение ими договора о поставке стальных труб в Советский Союз. Американское правительство, видимо, так напугано коммунизмом, что не только отказывает себе в выгоде торговать с нами, но и другим странам мешает».
В связи с этим припоминается и письмо рудокопов Рид-дера и то, что я увидел недавно на Южном Урале, на челябинском Трубном заводе.
У него, у Трубного, подобно многим уральским заводам, две жизни, два возраста. Как бывший Мариупольский он справил тридцатилетие, а под небом Челябинска живет с войны. Начинал с одинокого прокатного стана, вывезенного с Мариуполя, да наспех сколоченного барака, половину которого отвели под заводскую контору, а другую под жилье эвакуированных.
И вон как вымахал! Я смотрю на завод, склонившись над столом в одной из комнат московского Гипромеза. Проектировщики знакомят меня с планом реконструкции и расширения Трубного. Они показывают чертеж, исполненный в две краски. Синие прямоугольники — существующие цехи. Красные — те, что должны быть построены в семилетку. Красный цвет преобладает над синим.
Завод, объяснили мне, и сейчас не из малых. А превратится в трубную Магнитку. Хотя это не совсем точно сказано. В общесоюзном балансе выпуска труб ему предстоит сыграть большую роль, чем Магнитке в производстве металла. Почти треть всех стальных труб страны будут давать челябинцы. От малютки диаметром в мизинец до такой, что и обеими руками не обхватишь.
Оглянитесь вокруг себя. Всюду трубы, это простейшее и гениальное изобретение человека. Воду, пар, нефть, природный газ несут они нам. Жизнь без них была бы затруднительной. Без трубы и в космос не взлетишь…
Ох, как много нужно нам всяких труб! Потому и преобладает на плане завода красный цвет, огненные бруски строящихся цехов. Есть и сине-красный прямоугольник: трубоэлектросварочный, гордость и главная забота челябинцев.
Трубы идут отсюда на строительство магистральных газопроводов, которые растягиваются обычно на сотни, а то и на тысячи километров. Ставрополь — Москва. Или того дальше: Бухара — Свердловск. По узенькому горлышку газ на этакую даль не подашь. Нужна труба большая, в метр и шире. А такую, да еще с тонкой стенкой, трудно получить из слитка цельной, без шва. Газовые трубы формуют из широких стальных листов. А как кромки соединить? Нагревали их на газовых горелках, и по расплавленному металлу-молотом! Внахлестку, старинным кузнечным способом. Сваривали так трубы на Харцызском заводе в Донбассе. Жуткая была работа! Человека обдает нестерпимым жаром. Шум от горелок такой, что за три версты слышно. А темпы? Шесть коротких труб за день…
А в стране то тут, то там находили все новые и новые месторождения природного газа. И росла потребность в трубах большого диаметра. Со всех сторон атаковали Харцызский завод. А что он мог поделать? Труба была с трубами. Пока не вмешался старый академик Патон, пока не предложил трубникам автоматическую электросварку под слоем флюса. Сомневались: будет ли шов, сваренный электрической дугой, достаточно прочен? Выдержит ли он давление, которое возникает — в газопроводе? Расчеты показывали, что выдержит.
Создали стан-автомат, варивший трубы в две электрические дуги. Скорость! Да и заготовки автомат брал гораздо длиннее тех, что сваривали на горелках. Это сразу же почувствовали на трассах — строящихся газопроводов. Туда пошли трубы длиной не в шесть метров, а в двенадцать. И это вдвое облегчало труд сварщиков, соединяющих трубы в единую нить. Автомат Патона многое за собой потянул. Прежде стальной лист гнули, не торопясь, на вальцах. За газовыми горелками они вполне поспевали. Темпы же автомата были им не по плечу. Нужен был пресс, который угнался бы за патоновской машиной, годился бы ей в соратники.
Так родилось новое направление в трубной промышленности, возникла новая отрасль производства. Автоматическая электросварка труб широкого диаметра. В стенах старого цеха в Харцызске ей было тесно, задыхалась она там. Решили проектировать специальный цех. Построили его в Челябинске. Вот он на чертеже, сине-красный прямоугольник. Но почему в две краски? Я спросил об этом у гипромезовцев.
— Две краски, — объяснили они, — означают реконструкцию. Цех молодой, а собираемся уже реконструировать, расширять, прибавлять ему мощности, хотя и сейчас она у него велика… Но сорок магистральных газопроводов, которые построят в семилетку, растянутся на двадцать шесть тысяч километров! Одному Челябинску уже не справиться. На по-70 мощь ему должны подоспеть еще несколько трубоэлектросварочных цехов, сооружаемых в разных районах страны. А пока усилим челябинский. Товарищи с завода предложили установить дополнительное оборудование. И сделать это на старых площадях. Предложение приняли. Мы составили технический проект, который предусматривал удвоение производственной мощности цеха. Реконструкция уже началась, заводам заказаны новые машины. И тут возникло одно обстоятельство. Какое? Знаете что… Вы, кажется, собираетесь в Челябинск? Там, на месте, вы, пожалуй, лучше поймете, о чем идет речь…