Как ловить рыбу?
В самом деле, как ее ловить, чтобы поймать? И чтобы сразу много. Не везде же она сама плывет на ловца, как в Гвинейском заливе. И не всякая рыба желает добровольно в трал или в сети. Селедка страсть этого не любит. Вспомните, как мы гонялись за ней у Камчатских берегов: только самолет выручил… Нужно ловить момент. Когда брать селедку на севере? С января по март она — в фьордах, нерестится, трогать нельзя. А потом истомленная, исхудалая уходит разрозненными стайками на параллели за полярным кругом. Кому она здесь нужна такая? Пусть попасется в планктоне, наберет силы, скомплектуется в мощные косяки и уйдет нагуливать жирок к Исландии, к Фарерским островам. Это начало лета. Самое время для разведки, для поисковых судов. Гидрологические съемки, пробные выловы… Нужно уточнить маршруты косяков, узнать, чем рыбка кормится, созрела ли. Это важно для ловцов, которые выходят вслед за разведчиками расставлять в океане силки и капканы. Я не оговорился, назвав эти орудия охотников: рыбный промысел — это та же охота, горячая, азартная, с погонями, с удачами и промахами, с немалыми порой огорчениями.
Ловцы в море бывают разные, как и охотники в лесу. Одни спешат туда, где уже обложили зверя, спешат к «мятой» воде, где сгрудились траулеры и мечут, мечут сети. Другие не лезут в гущу, не ищут легкого промыслового счастья. Оно легкое и в том смысле, что легко улетучивается. Настоящий ловец не боится поднять пустые сети — они о многом ему расскажут, о многом предупредят. Конечно, команде невесело «гонять пустыря». Но капитан улыбается, и команда понимает, что значит его улыбка: еще разок, еще разок, и косяк будет подцеплен. Говорят, должно быть чутье на рыбу. Возможно. Но я скажу так: чутье плюс приборы — вернее, приборы плюс чутье. Думаю, вы понимаете, что под чутьем я имею в виду опыт. А приборы? Приборы всякие. Их много на траулерах.
Термометр. Обычный, вроде комнатного. Но он под самым днищем корабля, а датчик от него в штурманской рубке. Вахтенный всегда знает, какова температура воды. Скакнула вверх, понизилась — насторожись! Тут должна быть рыбка. Она накапливается на температурных гранях. Никогда не перейдет сразу из холодного течения в теплое и наоборот. Долго-долго движется по рубежу, по невидимой, но хорошо ощутимой границе температур. Ставь сети — не промажешь.
Эхолот. Думаете, что только глубины измеряет? Отличнейшим образом «вынюхивает» рыбу. Лучше борзой на охоте. Перо эхолота усердно пишет, ничего не пропустит. Но надо уметь читать его записи. Как азбуку морзе. Для кого тире точка тире, а кому — смысл! Так и тут. Эхолот докладывает, что обнаружил рыбу. А какая — это уж дело опыта капитана, его чутья, если хотите. Кинешься на треску, а выловишь медузу. Она обманчива, эта медуза, армадами идет, густо-густо, легко принять за стоящую рыбу.
Или был случай. Один капитан оповестил на все море по радио:
— Вижу сельдь. Много!
К нему траулер за траулером. Но то была не сельдь, а стая акул, гнавшаяся за сельдью. Таких акул называют сельдяными. Но они все-таки немного отличаются от селедки… Эхолот подвел капитана? Нет, не эхолот. Грамотности не хватило: не так прочел. И, наверно, не поглядел в фиш-лупу, электронный прибор, который уточняет, расшифровывает запись эхолота. Ущучил рыбу, докладывает эхолот. А фиш-лупа говорит, какая рыба. Но говорит только тому, кто умеет смотреть.
Разные бывают случаи, всякие бывают уловы.
Ловили рыбу, а поймали сундук. Это было не в океане, в Рижском заливе. Подняли рыбаки трал, а в трале старый, серебром кованный сундук. Ткнули его, чтобы очистить от ржавчины, рассыпался. Лежит, свернутый аккуратно, старинный офицерский мундир. И еще пистолет с деревянной резной ручкой, роговая пороховница, монеты. Ствол у пистолета бронзовый, на бронзе гравировка: «1811. Тульский оружейный завод». Сундук — в музей. Там говорят: ценная находка! В 1812 году в Ригу приходили русские корабли. Они доставляли оружие, порох в крепость — для воинов, отбивавших атаки наполеоновской армии. Французам не удалось взять Ригу… Кто же был владелец сундука, найденного рыбаками? Видно, офицер одного из кораблей, приходивших в Ригу. Корабль, возможно, попал в шторм и затонул.
Вот какие бывают уловы.
Но вернемся к рыбе. Найти ее при помощи эхолота, фиш-лупы не значит еще поймать. Сельдь хитра. Сельдяной косяк маневрирует, увертывается от погони, независимо от того, где вы за ним гонитесь — возле Камчатки или в Атлантике. Утверждают, что сельдяной косяк неким чутьем чует, кто его преследует и преследует ли; будто бы он не боится торговых судов и улепетывает от траулеров, каким-то образом их различая… Кажется, засекли, настигли, но не успели заарканить, выскочил из петли. Бывает, эхолот пишет, фиш-лупа фиксирует — по всем признакам селедка. А в сетях опять медуза, пертуй и прочая океанская чепуха. Потому что ночь, а ночью сельдь подымается на верхние горизонты, смешивается со всякой мелочью, которой тьма-тьмущая, с планктоном, как бы прикрываясь, камуфлируясь, обманывая эхолот, фиш-лупу и самого ловца, даже очень бывалого. Но можно и хитрую селедку перехитрить. Идет косяк. Вы знаете его направление, его скорость, а также скорость течения. Перебегите дорогу косяку, поставьте ему сети на пути. Так, чтобы он сразу, не очухавшись, не подозревая никакой угрозы, с ходу, с разгона — да в капкан!
Автора спросят: откуда такая осведомленность, такой опыт? Не таюсь: чужой опыт. Изложил как мог то, что узнал от капитанов. И, в частности, от Хария Лидакса, Героя Социалистического Труда.
Харий Лидакс — один из детей капитана Гранта. Не Гарри Гранта с исчезнувшей «Британии», а Яна Валтовича Гранта, старейшего на Балтике судоводителя. Всех, кто плавал когда-нибудь под его командой, зовут «детьми капитана Гранта».
Харий Лидакс, как и капитан Гайлитис — помните? — тоже бывший самый молодой. Но это было совсем недавно, шесть лет назад. Сейчас ему 27, и он не очень-то бывший, он «еще из самых молодых.
Когда старик Грант уходил на пенсию, его спросили:
— Кого вместо вас?
Ян Валтович сказал:
— Лидакса, я думаю.
Он сказал так, хотя Харий ходил с ним как штурман только в два рейса. Только в два? Но рейсы-то в Северную Атлантику чуть не по полгода каждый. Можно за это время узнать человека, тем более — в море. В море верная проверка. К тому же капитан Грант был знаком с Фрицасом и Яном Лидаксами, плавал с ними на парусных ботах, под веслами и помнил мальчишку, который помогал на каникулах деду и отцу. Это был Харий. Мальчишки в рыбачьих поселках знают, что такое море. И море их знает.
— С морем шутки не шутят, — говорил дедушка Фрицас.
А вообще-то он не любил говорить. Бабушка жаловалась:
— Сорок пять лет живем вместе, и сорок пять слов слышала я от него. В год по слову.
С дедом Фрицасом случилась однажды беда в заливе. Он вышел в декабре под парусом снимать сети. Штормило — обычное декабрьское дело, но ветер усиливался. Лодку относило от сетей, старик спустил паруса, сел на весла. Волны перекатывались с кормы на нос. Вокруг сетей кипело, рыбак попробовал вытащить их, не смог, отнесло. Сладил с ветром, волной отбросило, обошел волну, сети снова не поддались. Еще раз попытался, раскровянил руки. Решил возвращаться к берегу. Выгреб к мысу, вытащил лодку на берег, свернул парус. Но не ушел. Кто знает, какие у него были мысли? Боялся, что сочтут трусом? Или решат, что бросил сети потому, что они колхозные, свои бы не бросил… Словом, не ушел. Столкнул лодку в воду, сел — и к сетям. Ветер переменил направление, спал, волны укладывались. Сети враз поддались. И все-таки старик опоздал. Чувствовал, что мороз крепчает, спешил — и не успел. Залив начал замерзать, а замерзает он в этих краях моментально. Волны еще рябили — и уже намертво скованы. Все вокруг в ледяной корке. Она достаточно крепка, чтобы лодке не пробиться, и не такой еще толщины, чтобы идти по льду. Так старый Фрицас оказался в плену. Нужно было ждать, чтобы лед или растаял, или стал крепче. На оттепель не надейся — декабрь! Но и мороз не прибавлял. Лед нарастал медленно. Прошла ночь Старик вылез из лодки, ступил ногой, провалился. Стал грести, чтобы протолкнуться сквозь лед. А он — молодой, острый. Пробьет брешь — погибай. Жди! Продуктов не захватил, курево кончилось, сосал пустую трубку. А погода издевалась: то таяло, то морозило. Еще сутки прошли. Лодка вмерзла в ледяное поле. Не сдвинешь. Ткнул палкой в лед — кажется, окреп. Ступил обеими ногами, потрескивает, а держит. Но взвалил на плечи сети с замерзшей рыбой, под ногами треснуло, раздалось. Успел ухватиться за борт лодки, выкарабкался. Что делать? Ноги мокрые. Пока не замерз, надо идти к берегу. Не пошел. Сидел, ждал, пока лед станет еще крепче, чтобы можно было идти с грузом… Когда люди двинулись по окрепшему льду на поиски старого Фрицаса, они встретили его в двух милях от берега. Старик тащил тяжелые, полные улова сети. Он сказал, чтобы все шли за лодкой, а он дойдет сам. Не послушали, уложили в санки. В больнице врач сказал, что отморожены ступни, удивительно, как он шел… Поправившись, старик не хотел рассказывать, что с ним приключилось в море. Потребовалось полгода, чтобы выпытать у него некоторые подробности, вытягивая по словечку. Тогда-то он и сказал внуку: