Дама сердца глубоко вздохнула, туго натянув шемизетку.
— Была бы здесь моя воля… — звонкий голос ласкал Тимофеев слух. Отдохнув от прежнего волнения, богиня подмигнула.
Был один случай, когда уста ненароком прошептали ласковое имя «Соня». Милая в ответ сверкнула синевой немалых глаз, прошипела «Не называй меня Соней» и ударила Тимофея по руке вмиг сложенным веером. Молодой человек руку отдёрнул, но получил неизгладимое впечатление. Аналогичная картина имела место, когда бедный учитель, сидя с ней на канапе, по воле сердца коснулся тоненькой талии. Поистине, Софи не просто прекрасная лебедь, а лебедь-шипун.
Давеча Тимофей соревновался со своей барышней в стрельбе из лука. Кралечка натягивала тетиву с той грациозностью, какая легко угадывалась в её фигуре. В один прекрасный миг рука ненароком сдвинулась, и стрела попала в воробья. Перья разлетелись, раздался жалобный писк, а девушка разразилась волшебным смехом. Сапфировые глаза рассыпались блёстками, сахарные зубы засияли, на щеках возникли ямочки; самым сильным желанием молодого человека стало, чтобы Софи стреляла в воробьёв снова и снова.
Совсем недавно произошло ещё кое-что примечательное. Недалеко от родной Малой Бронной Тимофей совершал променад со своей единственной. Стан скрывался под драпировкой обширной шали, со шляпки спускалась густая вуаль. Софи увидела у парикмахерской бесхозное зеркало. Решив полюбоваться на себя, она подмигнула кавалеру и откинула ткань. В следующие мгновения перед ними предстала неприглядная картина: рядом стоит гимназист с открытым ртом и, нисколько не стесняясь собственного учителя, таращит глазёнки на его раскрасавицу.
«Знать, в кондуит захотел!» — рассудил Тимофей Игоревич, но барышня взяла власть в свои руки. Заломленные собольи брови опустились на выразительные глаза, румяные губки обрели кривизну. Виновник заминки стушевался, и скоро юнца на дороге и след простыл. Благодарный Сыромятин коснулся устами запунцовевшей щеки и продолжил променад.
Казалось в известной степени странным, когда судьбу несостоявшегося жениха решала несуществующая телефонная линия между обоими стольными градами. В 1906 году, когда она повредилась, нам дали слово, что скоро линию восстановят. Батюшка возлюбленной, болезненный приват-доцент, сделал единственным условием на первый взгляд выполнимое поручение. Передать фатербургскому профессору сведения о любимых Фотиевым древних patois по ряду причин можно было не иначе как по телефонной связи. Но в грустной и гнусной действительности хоть и обещали до зарезу, ремонт остался на бумаге. Придумать другое поручение Софьин отец не мог или не желал, тем самым он знатно продлил холостую жизнь Тимофея.
Для полноты картины (что вряд ли было связано с биографией учителя тридцати лет) стоит вспомнить второй прожект. По идее у Бутырской Заставы должны были починить самую первую линию электрического трамвая. В постылой действительности ветхого трамвайного пути больше нет, а новым по сию пору не заменён. И от ворон отстали, и к павам не пристали.
«Ба! Что за цирк нам устроил генерал-губернатор? Да и почему его называют Зеноном Царевичем? Сотворили для нас жизнь как в сказке, больше нечего сказать».
Возвращаемся к нашим баранам. Кавалер, как прежде, стоял на коленях, от дамы сердца исходил розовый аромат духов. Милочка только что запахнула душегрейку поверх синей блузки (тоже под цвет глаз).
«Ох, она только и делает, что пуще прежнего расцветает. Роман длится два года, а я никогда не видел Софи с распущенными волосами. Знать, спускаются намного ниже пят, судя по пышности причёски. Стройность ног знаю лишь по очертаниям под подолом…».
Приват-доцент Фотиев обладал необычным качеством: все претенденты на руку Софьи после встречи с долгожданным тестем больше никогда не переступали порог дома на Большой Садовой. Вряд ли влюблённым хотелось истязать себя поручением. Каждая строгость приводила общественность к подозрениям, будто отец завидной невесты служил в Охранной службе. Нет, не подходил он на роль шпика.
За стеной Софьин родитель долго, под звуки пыхтенья, шагал в сторону комнатушки, где всхлипывала горничная Агафья. Нашему молодцу не было никакого дела до неё. В описываемый момент Тимофеевы пальцы крепко сжимали юбку. Милая обратила к ненаглядному взор, качнув обильными локонами, по ним пробежали багрово-оранжевые всполохи.
— Пойми, будущая моя суженая, я не в силах больше ждать. Если твой батюшка не сменит поручение, я лично отправлюсь в Фатербург и вручу учёному злополучные сведения непосредственно в руки.