— Родненькие вы мои, — беззвучно шептала она, — да как же это вас? Как же?..
У нее кружилась голова, она еле стояла на ногах, но терпела, боясь выказать свою слабость.
И дождалась. Боец на последних носилках приподнял стриженую голову, и его хмельные, блуждающие глаза остановились на ней.
— Это вы, Груня? — тихо спросил он и бессильно откинулся на подушку.
Груня вздрогнула. В первое мгновение ей почудилось, что это Родион: и лицо и голос, от которого зашлось сердце.
Она вскрикнула, бросилась к носилкам, но чьи-то сильные руки схватили ее за плечи, удержали, и она пришла в себя. Груня пошла радом с носилками, мучительно вглядываясь в совсем чужое для нее лицо с плотно закрытыми глазами. Вот он открыл их, и Груня тихо сказала:
— Я что-то не припомню вас…
Бледные губы бойца расклеила слабая, болезненная улыбка:
— А я вам призы в саду раздавал… Ракитин — мая фамилия…
И хотя Груня совсем ничего не помнила, — ведь в тот вечер в ее жизнь порвался Родион, — она наклонилась к подушке и зашептала:
— Помню, все помню!.. Просто я не узнала вас, как же… похудели вы. Полежите в родном доме и поправитесь и станете на себя похожи… Выздоравливайте поскорее!
Совсем не думая, зачем она это делает, безотчетная жалость и нежность руководили этим движением, Груня вдруг «прикоснулась губами к его щеке, потом выпрямилась и быстро пошла назад по коридору. А когда обернулась, увидела озаренное улыбкой лицо Ракитина.
Она вышла на опустевший двор, и морозный воздух охватил се щеки. Залитый солнцем сугроб по ту сторону ограды вспыхивал синими, красными и золотыми искрами.
Груня стояла, оцепенев, щеки ее пылали, тревожно и тяжело билось сердце. Вся будничная, изо дня в день одна и та же работа на ферме показалась ей в эту минуту незначительной и ненужной по сравнению с тем, что делали остальные люди там, на войне.
— Грунь, о чем ты?
Она медленно обернулась:
— Да так…
Темнобровое лицо Варвары было задумчиво-строгим, и только глаза выдавали волнение.
— Военком меня спрашивал… зайти наказывал. — Она крутила черную блестящую пуговицу на плисовой своей жакетке. — Боюсь я что-то… Мутит меня… Недоброе чует сердце…
— Не тревожь себя зря. Мало ли зачем ты ему понадобилась? — Груня обняла Варвару и доверчиво прижалась к ней. — Пойдем, может, и я что про своего узнаю… Только давай халаты сдадим.
Они дошли до военкомата. Высокий худощавый человек в зеленом френче поднялся из-за стола навстречу. Серые его глаза под густыми белесыми ресницами были измучены бессонницей. Ему, видимо; хотелось поговорить с Варварой наедине, но она цепко держалась за руку подруги, и он раздумал.
— Вы что ж, из одного колхоза?
— Она в нашу деревню замуж вышла, за Васильцова Родиона, — сказала Варвара, не спуская пристального взгляда с военкома.
— Родион Терентьевич? — Военком прищурился, и когда смущенная Груня качнула головой, нахмурился а медленно провел ладонью по глазам.
— Так, — после молчания сказал военком. — Тогда вы обе мне нужны… Присаживайтесь…
«Зачем? — подумала Груня. — Может, в госпитале хочет оставить?»
Военком устало опустился на стул, раскрыл прозрачный целлулоидный портсигар, постучал о крышку папиросой, долго мял ее в пальцах, потом поднял глаза на Варвару:
— Начнем с вас, что ли… Не можете ли вы нам сказать, где находится сейчас ваш муж, Силантий Алексеевич Жудов?
Варвара рывком отшатнулась от стола, точно ее собирались ударить, затем придвинулась, испытующе глядя в настороженное, недоверчивое лицо военкома.
— Как где? На фронте! — словно опомнясь, крикнула она. — А я хотела у нас спросить: четыре месяца как ушел, и ни слуху, ни весточки…
Военком выдержал лихорадочный взгляд женщины.
— Если мы будем друг с другом в прятки играть, тогда у нас с вами душевного разговора не получится. — Он глубоко заткнулся, выпустил дым и внимательно вгляделся в грубовато-красивое; лицо женщины, с властными губами и крутым подбородком. — Нам известно пока только одно: ваш муж дезертировал с фронта!..
Щеки Варвары побелила известковая бледность.
— Что вы сказали? — осипшим голосом спросила она.
— Ваш муж дезертировал с фронта…
— Значит… он? — Варвара приподнялась, ничего не видя, кроме пытливых, по-прежнему стерегущих каждое ее движение глаз.
— Значит, он изменник, — медленно проговорил военком.
Варвару будто кто хлестал наотмашь по щекам, она стояла, багровея в лице и задыхаясь.
— Да что же это такое? — мучительно охнула она и, спотыкаясь, пошла к двери.