Когда Родион помылся. Груня сдернула с плеча мягкое мохнатое полотенце и, протягивая Родиону, сказала:
— Родя… ты не сердишься, что я мальчика без тебя усыновила?.. В письмах ты насчет этого как-то отмалчивался…
— Нет, нет, с чего ты взяла? — он качнулся к ней, окунул в полотенце лицо, потом выпрямился и, растерянно улыбаясь, пожал плечами. — Знаешь, непривычно как-то… своих детей не было, а тут уже вон какой сын… Сколько ему?
— Да через годик в школу пойдет, — тихо ответила Груня и, гладя прохладную руку мужа, досказала горячим шепотком: — Ничего… ты полюбишь его! Он хороший… Прямо родной стал!..
— Роднее меня?
— Какой ты чудной, Родя!.. — Груня негромко рассмеялась. — Разве такое сравнивают?
— Да я шучу, шучу. Идем, ждут нас!
В избе он прошел к зеркалу, расчесал влажные волосы, уложил на лбу темную подковку чуба.
Странное чувство связывало его. Ему казалось, что все собравшиеся в избе ждут от него чего-то необыкновенного: то ли рассказов о военных делах, о виденном и слышанном, о наградах, полученных им, то ли того, что сам он должен был каким-то незнаемым еще мастерством и уменьем поразить всех. Он и не подозревал, что это чувство толкнуло его к чемодану с подарками.
Родион подал матери черную шелковую шаль, засеянную по краям красными гвоздиками, и шаль пошла гулять по рукам; вынул отцу шоколадного цвета пиджак, кремовую рубашку с черной бабочкой.
— Бантик — это ты мне зря! — Терентий крякнул от удивления. — Буду я в нем вроде на бобика походить или официанта в ресторане!
Гости рассмеялись, а Родион притянул к себе Зорьку, повесил ему на шею ящичек фотоаппарата, потом накинул на Грунины плечи полыхающую жаркими цветами косынку, ссыпал в пригоршни гремящую связку монист. Они плескались в руках, как зеленая вода, под цвет Груниных глаз, вызывая восхищение и зависть девушек.
Родион не замечал, что с него, полуоткрыв рот, не спускал лучистых влюбленных глаз Павлик. Изредка, не в силах сдержать восхищения, мальчик победно оглядывал всех. «Смотрите, смотрите, какой у меня папка! Сколько у него всяких красивых вещей! Вот он какой, мой папка!»
Наконец Родион заметил его, и теплая кровь окрасила его щеки. Да как же он забыл о приемном сыне?
Он порылся на дне чемодана, вытащил коробку цветных карандашей и тетрадь для рисования.
Конечно, это было самое лучшее из того, что он привез, и это лучшее отец дарил ему, Павлику!
Павлик поцеловал его, и Родион, ласково потрепал мальчугана по плечу, сел за стол, плотно окруженный гостями.
— С возвращением тебя, Родион Терентьич! — клюнул в Родионову рюмку своей рюмкой дед Харитон. — Порастрясли немцу душу! Будет в следующий раз знать, да и другим накажет. Верно ай нет?
— Спасибо, дедушка, — сказал Родион. — В самую точку угадал!
Вслушиваясь в шумливый говорок и нежный перезвон рюмок, он достал из кармана серебряный портсигар, надавил сбоку перламутровую кнопку. Портсигар мягко раскрылся, сверкнув набором ослепительно белых, с золотым ободком папирос. Здесь же, в металлическом кармашке, лежала синяя прозрачная зажигалка.
Закурив, Родион щелкнул крышкой портсигара и хотел было спрятать его в карман, ко несколько рук потянулось к портсигару. Он положил его на блюдечко — и сразу же за столом наступила неловкая тишина: на верхней крышке портсигара, вырезанная из смугло-желтой кости, запрокинув руки за голову, навзничь лежала маленькая голая женщина.
— Какие срамцы! — прервал молчание дед Харитон я сплюнул. — Ну, что за бесстыжий народ за границей этой самой! Убери ты эту срамоту, Родион Терентьич.
Груня сидела, опустив голову, будто вся в огне.
Покраснев, Родион протянул руку и, точно обжигаясь о серебряную безделушку, досадливо сунул ее в карман. Долго еще не мог он смотреть в глаза сидящим за столом женщинам. И поэтому шумно и, как показалось Груне, неестественно оживился, когда послышались за окном голоса, певучие переборы гармони, смех. В сенях застучали каблуки, дверь распахнулась, и в избу, посмеиваясь, подталкивая друг друга, вбежали Фрося, Иринка, Кланя, Ваня Яркин. За ними толпился еще целый табунок парней и девушек.
— С приездом тебя, Васильцов! — Яркин первым подошел к выбравшемуся из-за стола Родиону. — Приветствую тебя от всей нашей организации, — он замялся, водворяя указательным пальцем горбылек очков на свое место, и смущенно добавил — Будь здоров! Вот теперь работаем! А?
Родион обнял Ваню, и, улыбаясь, они похлопали друг друга по плечам.
Оглядывая смеющихся гостей, Родион чувствовал себя уже свободнее, отрешаясь от сковывавшей его неловкости.