Гладя теплые Фросины плечи, Матвей смотрел сквозь прищуренные ресницы на дымки родной деревни, на облитые взошедшим солнцем тополя.
Во дворе загрохотало упавшее с крылечка ведро, и после недолгой тишины раздался приглушенный, как гусиное шипение, голос Ксени:
— Говорила я тебе: тише!.. Как пошел, так и повалилось все кругом… Мужичок-пудовичок!
— А ты не дразнись!.. Я вон тяте скажу, он те живо!
Фрося и Матвей переглянулись.
— Не вытерпели, — тихо сказала она. — Ну, и то правда, сроду так поздно я не зоревала…
— Чего делать будем? — спросил Матвей. — Где народ сейчас?
— На пашне. Мне тоже туда надо. С первой бороньбой управились, будем за культивацию браться.
— Это вы все с Васильцовой?
— С ней.
— Ну вот, и пойдем на пашню. Я вам подмогу немного…
— Может, отдохнешь лучше?
— Ну, от отдыха я больше устану. Истомился и так без дела!
Внизу их ожидали ребятишки. Они стали просить отца, чтобы он взял их на пашню.
— Я тебе, тять, помогать буду, — сказал Микеша и важно заложил за спину руки, надул щеки.
Матвей потрепал сына по светлому ковыльку волос.
— В другой раз. Вот отпрошусь у председателя на целый день — и айда с утра. Идет?
Ксеня из большого ковша поливала отцу на руки, а он, фыркая, шумно тер ладонями бритый подбородок, шею и все крякал:
— Ах, хороша водичка! Ах, хороша!
На перилах крылечка висела его гимнастерка, и Ксеня не сводила глаз с тускло поблескивавших двух орденов Славы и золотистых, будто прокаленных в жарком пламени медалей.
— Как думаешь: при наградах мне идти ила просто так? — спросил Матвей поджидавшую его Фросю.
— Что? — словно очнувшись, спросила она и покраснела: вчера, в пылу встречи, она видела только сплошное сияние на Матвеевой груди, несколько раз порывалась спросить его, но каждый раз, подхваченная водоворотом чувств, тут же забывала об этом.
— Иди с наградами, — подумав, посоветовала она. — Не зря тебе их дали: видно сразу, что хорошо воевал.
После завтрака ребята проводили их до ближнего проулка. И как только Фрося и Матвей остались одни, она снова почувствовала вчерашнюю связанность во всем; молча здоровалась со встречными, и неуемный румянец жег ее скулы.
За деревней она вздохнула свободнее. Тянул из степи, омывая горячие щеки, ветерок. Матвей неторопливо и обстоятельно рассказывал о виденном и слышанном в дальних походах.
Изредка, прерывая рассказ и оглядев пустынную тропку, он обнимал Фросю и целовал. И опять безудержным огнем занималось ее лицо, и она шла, долго не поднимая глаз на Матвея.
— Ну, чего ты у меня такая, а? Фрось?
— Знаешь, Матвей, я ведь дикая, кроме тебя сроду ни с кем не целовалась. Мама нас в строгости держала…
— Я гляжу, у вас добрая семья была, кого ни возьми — самостоятельный человек!..
У полевого стана она повстречали Краснопёрова. Наголо бритую голову его покрывала широкополая соломенная шляпа.
Улыбаясь, Матвей пошел ему навстречу и, не дойдя шагов трех до председателя, откозырял а доложил по всем правилам:
— Гвардии сержант Русанов явился в ваше распоряжение.
— Вольно, — сказал Краснопёров и засмеялся. — Ишь, сколько наград заработал! Наверно, в колхозе с тобой никто не сравняется!.. А ну, покажись, покажись, бравый сержант! Один бой с честью выдержал, теперь за другой надо приниматься!
— Так и знал, что с этого начнете, Кузьма Данилыч, — радостно заключил Матвей. — Подхожу вчера вечером к родной деревне и не узнаю: что твой город! Что ж, пятилетка — дело доброе, испытанное!.. Тоже сражение за жизнь! Когда на работу выходить прикажете?
— А это уж как совесть позволит, — Краснопёров ухмыльнулся, — хошь завтра, хошь через неделю. Не грех с молодой женой понежиться после стольких лет разлуки!
Фрося сгорела бы от стыда и убежала, если бы не знала эту привычку председателя грубовато вышучивать всех.
— Вечером к нам заходите, Кузьма Данилыч, — потупясь, сказала она.
— Одной выпивкой хотите отделаться? — Краснопёров подмигнул Матвею. — Не позволю! Вот урожай соберем, с государством рассчитаемся — и свадьбу закатим!
— Не без этого! — смущенно согласился Матвей и взял Фросю под руку. — А сегодня поразмяться чуток вышел.
— Дело! Валяй, валяй!
Чувствуя, что Краснопёров смотрит им вслед, они шля ровно, нога в ногу, словно боялись сбиться. Будто впервые видел Матвей эти кочующие над равнинной ширью облака, и курящиеся голубым дымком тракторы, и вкрапленные в черноту пашен цветные косынки, и коней в бороздах, и жирные волны чернозема за слепящими зеркальными лемехами плугов, и весело покрикивающих пахарей.