Она появилась. Улыбнулась издалека. Улыбка согрела Петю лучше мартовских лучей солнца.
— Здравствуйте, Пётр Аркадьевич! — протянув руку, затянутую в перчатку, для поцелуя, подошла к нему Ольга.
— Прекрасный день, Ольга Борисовна! — приложился он к руке и выпрямился. С его ростом ему приходилось низко гнуть спину, чтобы склониться к ручке миниатюрной фрейлины.
— Разве? — она поозиралась, чуть поморщив носик. — Погода не балует.
Пётр не решился объяснить ей, что для него красоту и радость дня составляет не погода.
— Надеюсь, я не отвлёк вас от важных дел?
— Пока ещё ничего, но вскоре начнутся новые хлопоты и суета.
— А что такое?
Они пошагали по серой аллее из голых деревьев. Подтаявший снег, покрывшийся ледяной коркой, лежал на земле, а чуть в стороне, где-то возле кухонных помещений, чирикали воробьи, ищущие крошки.
— Двор будет готовиться к коронации, — сказала Ольга.
— Я и забыл об этом, — признался Петя. Для него Александр Александрович уже стал царём, а все эти церемонии — формальность. — Значит, вы уедете в Москву? — вдруг понял он. Венчаться на царство российские монархи могли только там, в стольном граде.
— Да, к Пасхе, должно быть.
Сердце сжалось от тоски. Она ещё была тут, стояла возле него, но если она уедет — а значительность торжества не подразумевала короткую отлучку — то Петербург потеряет для него все краски. Пётр вдруг осознал, что ему нравились воздух этого города, его улицы и прогулки по нему по большей части из-за нахождения здесь Ольги. Она была в Петербурге — и столица становилась лучшим местом на свете.
— Ольга Борисовна, скажите, а… где бы вы хотели жить?
— Где бы я хотела жить? — удивилась она вопросу. Пётр кивнул. — Разве вы не знаете, что женщины живут там, где их поселит муж?
В ответе был оттенок кокетства, окрасивший голубые глаза невинным озорством. У Столыпина жар разлился в груди. Ольга одновременно показалась и покладистой, и бросающей вызов. Не спорящая и принимающая решения мужа жена — это подарок судьбы для мужчины, и в то же время, не лучшим образом относящийся ко всяким «эмансипе», Петя хотел бы знать её мнение, её желания, её вкусы. Удовлетворять их, угождать им. «Вот уж верно, и во мне есть противоречие» — подумал он.
— Да, я понимаю, — смутившись, опустил он взгляд, — и всё же, скажем… Москва или Петербург вам нравится больше?
— И там, и там бывает хорошо, когда не скучно, — призналась Ольга.
Ну, конечно. Блистательная фрейлина великолепного двора. Ей нравятся танцы, балы, торжества, высший свет, великолепные платья, что можно демонстрировать обществу, вызывая восторги и восхищённые вздохи. Не просто нравятся — это её стихия, она выросла в ней и живёт в ней. Если лишить её этого, вряд ли Ольга будет рада. А как он сможет ей всё это дать, если останется никем? Земский агроном, который утащит её в какую-нибудь Пензенскую губернию. Ужасно. Даже если согласится вступить в такой брак, она возненавидит его через неделю-другую. Впервые Петя задумался о том, что надо заняться поиском места где-нибудь при министерстве, завести связи, постараться остаться в Петербурге.
— Я думаю, что скучнее всего бывает там, где нет вас, — выпалил Столыпин, стараясь не говорить слишком страстно, и в то же время не произносить слова вымученно, как заученные. Как вышло в действительно он понять не мог, но Ольга не утратила улыбки, и это ободряло.
— Пётр Аркадьевич, а вы, оказывается, умеете говорить девушкам приятное!
Насмешка? Или ей это в самом деле польстило?
— Вы… знаете, если хотите… наверное… могли бы звать меня просто по имени. Если угодно.
Она взмахнула ресницами. Подумала пару мгновений.
— Но тогда уж и вы зовите меня «Оля».
Сердце застучало быстрее. Оля! Он только в мечтах своих к ней так обращался. Напевал про себя эти два слога, накладывая на любую мелодию, подгоняя под любые ноты, вместо нот, хотя музыкальностью совершенно не обладал. Разрумянившись, Пётр открыл было рот, но, замявшись, сам не удержался от смеха:
— Не могу, кажется, язык повернуться не может, вот так взять и… обратиться к вам иначе.
— Потренируйтесь, — поддержала она его смех.
Впервые с момента смерти Миши он увидел, чтобы Ольга смеялась. И это был их первый общий смех, когда что-то потешило их обоих, и момент этот сделался упоительно сладким для Пети, незабываемым. Ему хотелось верить, что подобное сближает и помогает лучше понять друг друга.