Рядом зашуршали юбки и, подвигая его соседа, вдруг, на скамью рядом уселась та самая девушка, переставшая смотреть издали и подошедшая.
— Здравствуй, — улыбнулась она. Пётр кивнул, немного растерявшись и попытавшись привстать, как делал это всегда при появлении женщин, но, зажатый, тотчас опустился обратно. — Помнишь меня?
— Я не знаю вашего имени, — выпалил он.
— Екатерина, — представилась она и по-мужски протянула руку для пожатия. Посмотрев на неё с неловкостью, Столыпин произнёс:
— Пётр. А рукопожатие, извините, я считаю делом мужским.
— Ах, я и забыла, что ты домостроевец! — хохотнула она, забрав ладонь. — Выпьем за встречу?
— Я уже выпил.
— Но не со мной. Или, чтобы уговорить, тебе надо сказать «дама просит»?
Пётр почувствовал, что она тоже выпила до того, как подошла к нему, и значительно больше, чем он. Помимо замеченной ещё тогда прямоты и грубоватости, она стала фривольнее, а подёрнутые хмельком глаза выражали безыскусное, вульгарное кокетство. И всё же она угадала. «Дама просит» работало с ним почти безотказно. Екатерина дотянулась до бутылки и налила им обоим сама.
— За знакомство! — произнесла она и опрокинула в себя водку. Столыпин тоже выпил, отметив, что девушка в этом опытнее него. — А ты знаешь, что у обеих наших императриц Екатерин мужья были — Петры?
— Любите историю? — делая вид, что не уловил подтекста, спросил Пётр. Он не мог себя заставить перейти на «ты» так просто, как это сделала девушка.
— История многому учит, показывая, что человеческое общество развивается и постепенно меняется. Эволюционирует, — с небольшими заминками выговорила длинное слово Екатерина. — Но эволюция — это медленно. Французы правильнее поступили, они выбрали революцию!
— А вы, никак, революционерка?
— Нет, но я сочувствую тем, кто выбрал этот путь. Мы все трусим, а они борются за лучшую жизнь.
— Отчего вы так уверены, что жизнь станет лучше?
— Как же ей не стать лучше, если будут свергнуты угнетатели народные?
— А кто будет вместо них?
— Никого! Народу власть не нужна.
— А кто же рассудит в случае сложной ситуации? Вот мы с вами так сильно расходимся во взглядах, как же решать будем, кто прав?
— Народным судом!
— Вы верите, что большинство всегда право?
— А как же иначе?
— Екатерина, — после двух рюмок Пётр несколько осмелел. Он обвёл взглядом помещение под низкими сводами, наполнившееся винными парами, табачным дымом и запахом гари и сала с кухни. Собеседница невольно повторила движение своими глазами. — Здесь две дюжины мужчин и, помимо вас, три девушки. Мужчины напьются хорошенько и, как им присуще, начнут искать других развлечений. По вашей логике, поскольку их большинство, они несомненно будут правы, требуя от вас четверых того, чего им захочется. И вы, будучи в меньшинстве, должны будете уступить.
— Женщины никому ничего не должны! Они свободны!
— Но у вас есть то, что они захотят получить.
— Делить нужно меж всеми поровну имущество, а человек принадлежит лишь самому себе!
— Попробуйте объяснить это десятку пьяных, когда свергнете всю власть.
— А вы бы за меня заступились? — посмотрела Столыпину в глаза Екатерина.
— Так я же на стороне угнетателей. Или защитников? Вы уж определитесь.
— Петя… — под столом её рука легла ему на ногу. Она подалась в его сторону, прижимаясь плечом к плечу. Никаких сомнений не было в том, что он понравился ей, и что, охмелевшая, она решится на то, на что трезвой головой бы не решилась.
— Мне пора идти, — резко поднялся Столыпин, беря свою студенческую фуражку и надевая на голову, — и вам советую покинуть это место поскорее.
— Пётр! — попыталась остановить его она, но он стремительно двинулся к ступенькам наверх и быстро взметнулся на улицу. Гул голосов остался за спиной. Он вдохнул воздуха поглубже, оправляя одежду, от которой теперь неприятно пахло не лучшими впечатлениями. Как некоторые ведут такую жизнь, шляясь по кабакам постоянно? Что там можно делать? — Петя!
Он обернулся. Екатерина вышла за ним и, слегка растрёпанная, с раскрасневшимися от алкоголя щеками, подошла к нему. Взор её горел.
— Вы опять от меня убегаете?
«Надо же, мы снова вернулись к „вы“!» — отметил Столыпин.
— Мне действительно пора.
Зубы Екатерины скрипнули:
— Что, не по нутру вам бедная мещаночка? Ниже вашего достоинства снизойти до такой, как я? От вас так и тянет высокомерием!
— Вы, Екатерина, если себя низко ставите, то не удивляйтесь, что кто-то оказывается выше, увы, не по своей вине, не по своему почину.