Взяв его большую ладонь в две свои маленькие, Оля улыбнулась:
— У тебя всё получится, Петенька. Сразу редко что у кого выходит. Я вот ещё даже близко не определилась с платьем, хотя думаю о нём целый месяц. Друг мой нежный, — она осторожно погладила его по волосам, на миг вспомнив, что всё-таки старше, должна быть мудрой, — мы ведь вместе, не ради ли этого ты затевал столь многое? Так неужели средства поменялись местами с целью? Или ты слишком успокоился, решив, что я уже никуда не денусь, и ты можешь играть с этим по своему усмотрению?
— Что ты, Оленька! — приободрившись, Петя поцеловал её руку, прижал к щеке. — Играть с тобою? Никогда! Но заслужить твою любовь…
Она передвинула пальцы со щеки на его губы, заставив замолчать. Посмотрела ему в глаза. Ей, капризной фрейлине, нравилось дёргать ухажёров за нервы, нравилось наблюдать, как они теряются, ища способ заслужить расположение. Но Петя больше не был обычным ухажёром. Это её жених — вскоре муж, а разве престало жене издеваться над мужем и изводить его? Нет, только заботиться.
— Уже заслужил, — тихо и робко произнесла она.
— Оля… — выдохом сорвалось сквозь её пальцы. — Неужели…
Но Столыпин не договорил и, отодвинув руку невесты, коснулся её горячим поцелуем.
Начался учебный год, лекции, занятия. В сентябре Нейдгарды определились с датой — одиннадцатое ноября. Борис Александрович договорился со священником церкви Николая Чудотворца в Плотниках[5], что стояла почти что напротив их особняка. Столыпин решил уволиться из университета незадолго до свадьбы, чтобы сразу ехать на неё, а до этого — ещё побыть студентом.
Дни то летели, то тянулись. Петя извинился перед Олей в письме, что часто ей пока писать не сможет — хочется взять из лекций всё, что успеет, ведь неизвестно, продолжится ли когда-либо его учёба. Он не стал добавлять успокаивающих фраз «вот когда приеду» или «подожди, и после свадьбы…». Однажды он уже поспешил и остался без разрешения. Теперь Столыпин жил сегодняшним днём и не торопил события.
Придя как-то вечером из Общества естествоиспытателей, куда его позвал Андрей Николаевич для разных знакомств, Петя увидел на своём столе конверт.
— Это от кого? — спросил он у Саши, сидевшего неподалёку и выписывающего из книг какую-то информацию.
— Тебе принесли, я к штемпелю не приглядывался.
Петя поднёс его под свет лампы. Сердце дрогнуло в груди. «Министерство внутренних дел Российской империи». Что это? Ему снится? Раскрыв конверт, Столыпин прочёл короткое извещение о том, что его ждут там, в Департаменте общих дел, к директору, Владимиру Денисовичу Заике.
С тех пор, как он привык к мысли, что Оля — его невеста, и они точно будут вместе, это была самая беспокойная и бессонная ночь. Так что утром он не поехал на Васильевский остров, а пошёл вдоль Фонтанки. Предчувствие говорило ему, что окажется какая-то ошибка, что развернут и скажут — передумали. Или ещё чего случится. Но не может же так быть, что столько времени он бился в разные двери, а когда перестал — открылись самые заветные?
Однако его провели к тому самому Владимиру Денисовичу. Представили и усадили.
— Итак… — директор департамента посмотрел в какой-то лист. Петя напряг зрение. Это же его прошение, его почерк! — Пётр Аркадьевич Столыпин?
— Честь имею!
— Желали служить у нас? — на него почти не смотрели.
— Желал! То есть… и желаю.
— Вот и прекрасно. Можете с понедельника начать?
— С понедельника? — едва не подавился удивлением Столыпин. — Но я…
— Что? — поднялись тяжеловатые, лишённые какого-либо юмора глаза директора.
— Нет, ничего. Смогу, — осипшим голосом заверил Петя.
— Ознакомитесь тут со всем, войдёте в положение, так сказать. Если и вас, и нас всё устроит — зачислим на общем основании.
Столыпин как будто бы продолжал не понимать, что происходит.
— У меня свадьба в ноябре… я должен буду ехать в Москву.
— Возьмёте отпуск.
— Так сразу? Едва взявшись за службу?
Владимир Денисович соизволил бросить второй тяжёлый, но теперь ещё более серьёзный взгляд.
— Так вы желаете служить или нет?
— Да! Простите. Конечно. Виноват. Буду в понедельник.
Директор как будто бы уже и забыл о том, что здесь кто-то присутствует. Увлёкся подписыванием бумаг, предварительно прочитывая каждую. Петя не удержался:
— Разрешите спросить, ваше превосходительство?
— Разрешаю, — перо мерно проскрипело, лист отложили.
— Почему… почему моё прошение принято? Почему именно сейчас? Я его, кажется, в июле подавал…
Владимир Денисович педантично закончил с двумя бумагами, по ходу чтения которых Петя подумал, что ответа не дождётся. Но вдруг о нём вспомнили. Отложили перо и повернули к нему лицо.
— Поругались у нас два чиновника. Чёрт знает что не поделили. Один вызвал другого на дуэль. Полицию предупредили. Надзор был. Нет, всё равно как-то выскользнули! Стрелялись. Один — мёртв, другой ранен, неизвестно когда встанет на ноги. А дел — дорогу до Дальнего Востока выстлать можно! У меня, — он похлопал по пышной стопке на краю стола. — очередь неизвестно кого, с «протекцией». Понимаете, Пётр Аркадьевич? — Пётр Аркадьевич кивнул как можно более понимающе, со всей глубиной знаний. — Они тут будут числиться, а дела кому делать? Мне одному?
Директор перевёл дыхание. Спросил:
— Вы не дуэлянт?
— Никак нет, ваше превосходительство! — сходу соврал Столыпин. Без предварительной подготовки хорошо вышло.
— Вот и замечательно. Трудиться придётся не покладая рук. У нас тут бывает до поздней ночи засиживаются. Бумажной волокиты много, но куда без неё? Приготовьтесь, что станет не до отдыха…
Когда Петя вышел на набережную Фонтанки, он всё ещё словно спал, прокручивал разговор в голове, щипал себя через рукав. Случилось! Неужто случилось? И, главное, взяли потому, что не по протекции! Не навязали его со стороны, а дали шанс. И он его использует, он проявит себя! Нет, всё-таки есть надежда на перемены к лучшему, есть порядочные люди, есть, ради чего стараться и чему служить! Столыпин был готов служить — не покладая рук, хоть до ночи, хоть до утра. Хоть до гроба. «Боже мой, ведь теперь и в вольные слушатели можно! — подумал Петя. Но тотчас переключился на другое, самое для него важное: — И теперь спокойно можно жениться на Оленьке. Теперь, наконец, всё у нас будет хорошо!».
Примечания:
[1] Ныне улица Пестеля
[2] Внук А. Н. Бекетова, которому здесь 4 года от роду — поэт Александр Александрович Блок, чьи родители разошлись, когда ему было около года
[3] Влюбившись в 42 года в шестнадцатилетнюю, Менделеев стал добиваться развода. Пять лет спустя он его получил, но с запретом жениться в течении семи лет, однако Менделеев подкупил священника и венчался повторно. Скандал дошёл до императора Александра III, который, как считают, и произнёс в какой-то формулировке фразу, что Менделеев такой один, и наказать его нельзя.
[4] Там находилось Министерство внутренних дел Российской империи, Чернышёв мост — нынешний Ломоносовский
[5] Разрушена и не сохранилась, на её месте на Арбате сейчас пятиэтажный жилой дом
Глава XXI
Снег выпал в Москве по самое колено. Мороз стоял не сильный, солнце серебрило сугробы. Оля невольно подумала о том, что если бы Михаила не убили на дуэли, то у неё была бы осенняя петербуржская свадьба с отблеском увядания. Возможно под низкими тучами, вечно предвещающими над Невой дождь. Но сложилось всё по-другому: Петя, Москва, слепящий снег и яркое солнце, отражающееся в море золотых куполов. Колокольный перезвон первопрестольной веселее и добрее солидного, размеренного звона северной столицы. Там всё холодный гранит — тут тёплое дерево. Там — грязь и слякоть, бледные курсистки и проезжающие по проспектам вычурные экипажи придворных. Здесь — рассыпчатые снежинки и скрипящий хруст под ногами, румяные дети носятся, съезжая с заледенелых горок, совсем как воробьи, спрыгивающие с голых ветвей деревьев вниз за крошками. По извилисто-кривым, нешироким улочкам гоняют сани, поднимая от калитки до калитки белые фонтаны.