— На краянских хлопцев грешат, нахаловских. Мишка повесил скрипку на сучок тополя:
— А как там Вася?
— Дядя Вася? Лежит. Рану натрудил. Сказывает, обойдется…
Мишка отвалил пудовую глыбу от обрыва, с уханьем пустил вниз. Попала в родник — зеленые брызги встали фонтаном.
— Ты, гля, достало! — вскочил Горка. — Миш, знаешь… Что, ежели камень притащить… на могилку, вместо памятника пока, а? А то когда это наши вернутся… И слова зубилом выдолбим. Послушай, придумал я…
Не договорил, увидав кислую усмешку на его лице. Глядел он на синюю полоску Озерской лесопосадки. Горка совсем было потерял надежду, но тот повернулся к нему и сказал:
— А камень, пожалуй, можно… Вместо плиты. И вырубить…
За садами, в чьем-то дворе, послышался истошный женский крик.
— Тетка Анютка! Качуровых…
Сорвался Горка, как ошпаренный, пропал за деревьями.
Постоял Мишка, прислушиваясь к лаю собак в проулке, хотел тоже бежать, но Горка вернулся. Встревоженный, побледневший.
— Леньку… повели… Руки назад… связанные… И немцы… и полицаи…
— Немцы?!
Снял Мишка скрипку с сучка; вертел ее в руках, не знал, куда деть. «За что же его? За взрыв? За часового? Подумали, что они…»
— Одного? — спросил он.
— Вроде…
— А у Ивиных не были?
— Да не… Галки же самой все нету дома. Дед Ива ходит там по двору, кашляет.
Мишка был уверен, что Галка в Зимниках, у Скибы. «Предупредить бы. деда Иву, может, вернется она ночью…»
Горка кашлянул в кулак, указывая глазами. По бурьянам пробирался Макар, его отец. Чертыхаясь, отряхивал папахой со штанов репьи.
— Эка, черт, липучая, как собака… Не отдерешь, Не здороваясь, спросил:
— Граете?
Со скрипки поднял глаза на тополь: будто век его не видал:
— Ишь, тополь… то и гляди, повалится, у самой кручи…
Потолкал рукой, пробуя, крепко ли стоит.
— Ты, Егор, ступай, побегай.
— Ноги казенные… бегать тебе?
— Эка ерш, — осерчал отец. — Ступай, тебе велено… Отходил Горка задом; возле качуринского спуска остановился. Глядел за речку, на Панский сад, а ухо наставил к тополю, — хотелось знать, что за дело у отца к Мишке. Догадывался: разговор будет о Леньке.
Насунул Макар до бровей папаху, начал с подходом:
— Тут, парень, дело какое… Небось слыхал, Леньку-то нашего… заграбали?
— Ну и что?
— Да оно ить… Дружки вы…
Макар уминал тощий, впалый живот, а по блуждающим глазам было видно, что он не знал, с какого бока приступить. Отмахнулся отчаянно: была не была.
— Думка такая, подсобить чем… Наведуть решку ему, как пить дать… Леньке. На руку скоры они. — Глянул Мишке в глаза предупредил: — Ты, парень, не подумай худого чего… Ай чужой он мне? Мать волосья на себе там рвет. Вызволить бы, а там… Сховаем куда-нибудь. На хутор отпровадим.
— За что его взяли?
— Ты будто и не знаешь…
Не спеша сворачивал цигарку, — самое главное высказал. Протянул кисет; удивился отказу.
— Не потребляешь?
Мишке было приятно, что дядька Макар не поверил, будто он не знает… Обрадовало и само предложение — освободить друга.
— И Ленька… тоже не курил, — дрогнувшим голосом сказал Макар. Прикурил, ни с того ни с сего, казалось, ударился в воспоминания: — Мы с батькой твоим парубковали… Беркутом. И повоевать довелось. Лихой рубака. Мой родитель, Ленькин дед вот, да и Егора, в коноводах при нем состоял…
Скрипуче закашлял, содрогаясь всем костлявым телом. Утер папахой глаза, осипшим голосом досказал:
— Давно не видал его… Глянуть бы…
— Немцев много в станице? — опросил Мишка, когда малость отдышался.
— Да оно ить… Десятка два солдатни одной. На машинах, с овчарками. Один важный, в очках, штаны с лампасами. И в крестах весь, как кобель в репьяхах. Наш в струнку перед ним, комендант. В нэкэвэдэвских домах остановились.
— Гестаповцы?
— Во, во, они самые. Жандармерия ихняя.
Макар тревожно и в то же время с надеждой заглянул Мишке в глаза.
— Ну, парень? Вместе были… дружки… Оказать подмогу какую вам… Скажем, с оружия что… Раздобуду. Полон амбар всякой всячины. Хочь возилку.
Как из-под земли вырос Горка.
— Немец… Переводчик. По-над яром вон… Макар заторопился:
— Решай. Я надбегу вскорости. Да, гляди, этой же ночью… Прогадать можем…
Нахлобучивая папаху, Макар проворно скрылся в садах. Горка прыгнул в яр.
За кустарником показалась высокая орластая фуражка. Мишка растерялся. Положил на бурьян скрипку, освобождая для чего-то руки. «Может, попросить… поможет?.. — влезла вдруг в голову мысль. Тут же отклонил ее: — Гм, хорош «помощник». Обозлился на себя и за эту нелепую мысль, и за внезапную дрожь в коленях. Всунул сжатые кулаки в карманы, попрочнее уперся ногами в землю.