Я не упоминаю здeсь ни о чудовищных эпитетах , которыми досужiе борзописцы, поставщики сенсацiй, негодяи, строющiе свои балаганы на крови, считают нужным меня награждать, ни о глубокомысленных разсужденiях психоаналитическаго характера, до которых охочи фельетонисты. Вся эта мерзость и грязь сначала бeсили меня, особенно уподобленiя каким -то олухам с вампирными наклонностями, проступки которых в свое время поднимали тираж газет . Был , напримeр , такой, который сжег свой автомобиль с чужим трупом , мудро отрeзав ему ступни, так как он оказался не по мeркe владeльца. Да впрочем , чорт с ними! Ничего общаго между нами нeт . Бeсило меня и то, что печатали мою паспортную фотографiю, на которой я дeйствительно похож на преступника, такая уж злостная ретушевка, а совершенно непохож на себя самого. Право, могли взять другую, напримeр ту, гдe гляжу в книгу, дорогой нeжно-шоколадный снимок ; тот же фотограф {185} снял меня и в другой позe, гляжу исподлобья, серьезные глаза, палец у виска, -- так снимаются нeмецкiе беллетристы. Вообще, выбор большой. Есть и любительскiе снимки: одна фоточка очень удачная, в купальном костюмe на участкe Ардалiона. Кстати, кстати, чуть не забыл : полицiя, тщательно производя розыски, осматривая каждый куст и даже роясь в землe, ничего не нашла, кромe одной замeчательной штучки, а именно: бутылки с самодeльной водкой. Водка пролежала там с iюня, -- я кажется описал , как Лида спрятала ее... Жалeю, что я не запрятал гдe-нибудь и балалайку, что-бы доставить им удовольствiе вообразить славянское убiйство под чоканiе рюмочек и пeнiе "Пожалeй же меня, дорогая..."
Но довольно, довольно... Вся эта гнусная путаница и чепуха происходит оттого, что по косности своей и тупости и предвзятости, люди не узнали меня в трупe безупречнаго моего двойника. Принимаю с горечью и презрeнiем самый факт непризнанiя (чье мастерство им не было омрачено?) и продолжаю вeрить в безупречность. Обвинять себя мнe не в чем . Ошибки -- мнимыя -мнe навязали задним числом , голословно рeшив , что самая концепцiя моя неправильна, и уже тогда найдя пустяшные недочеты, о которых я сам отлично знаю, и которые никакого значенiя не имeют при свeтe творческой удачи. Я утверждаю, что все было задумано и выполнено с предeльным искусством , что совершенство всего дeла было в нeкотором смыслe неизбeжно, слагалось как бы помимо моей воли, интуитивно, вдохновенно. И вот , для того, чтобы добиться признанiя, оправдать {186} и спасти мое дeтище, пояснить мiру всю глубину моего творенiя, я и затeял писанiе сего труда.
Ибо, измяв и отбросив послeднюю газету, все высосав , все узнав , сжигаемый неотвязным зудом , изощреннeйшим желанiем тотчас же принять какiя-то мнe одному понятныя мeры, я сeл за стол и начал писать. Если бы не абсолютная вeра в свои литературныя силы, в чудный дар -- -- Сперва шло трудно, в гору, я останавливался и затeм снова писал . Мой труд , мощно изнуряя меня, давал мнe отраду. ?то мучительное средство, жестокое средневeковое промыванiе, но оно дeйствует .
С тeх пор как я начал , прошла недeля, и вот , труд мой подходит к концу. Я спокоен . В гостиницe со мной всe любезны и предупредительны. Eм я теперь не за табльдотом , а за маленьким столом у окна. Доктор одобрил мой уход и всeм об ясняет чуть ли не в моем присутствiи, что нервному человeку нужен покой, и что музыканты вообще нервные люди. Во время обeда он часто ко мнe обращается со своего мeста, рекомендуя какое-нибудь кушанiе или шутливо спрашивая меня, не присоединюсь ли сегодня в видe исключенiя к общей трапезe, и тогда всe смотрят на меня с большим добродушiем .
Но как я устал , как я смертельно устал ... Бывали дни, -- третьяго дня, напримeр , -- когда я писал с двумя небольшими перерывами девятнадцать часов подряд , а потом , вы думаете, я заснул ? Нeт , я заснуть не мог , и все мое тeло тянулось и ломалось, как на дыбe. Но теперь, когда я кончаю, когда мнe в общем нечего больше разсказать, мнe {187} так жалко с этой исписанной бумагой разстаться, -- а разстаться нужно, перечесть, исправить, запечатать в конверт и отважно отослать, -- а самому двинуться дальше, в Африку, в Азiю, все равно куда, но как мнe не хочется двигаться, как я жажду покоя... Вeдь в самом дeлe: пускай читатель представит себe положенiе человeка, живущаго под таким -то именем не потому, что другого паспорта -- -
ЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧЧ
ГЛАВА XI.
30 марта 1931 г.
Я на новом мeстe: приключилась бeда. Думал , что будет всего десять глав , -- ан нeт ! Теперь вспоминаю, как увeренно, как спокойно, несмотря ни на что, я дописывал десятую, -- и не дописал : горничная пришла убирать номер , я от нечего дeлать вышел в сад , -- и меня обдало чeм -то тихим , райским . Я даже сначала не понял , в чем дeло, -- но встряхнулся, и вдруг меня осeнило: ураганный вeтер , дувшiй всe эти дни, прекратился.
Воздух был дивный, летал шелковистый ивовый пух , вeчно-зеленая листва прикидывалась обновленной, отливали смуглой краснотой обнаженные наполовину, атлетическiе торсы пробковых дубов . Я пошел вдоль шоссе, мимо покатых бурых виноградников , гдe правильными рядами стояли голыя еще лозы, похожiя на приземистые корявые кресты, а потом {188} сeл на траву и, глядя через виноградники на золотую от цвeтущих кустов макушку холма, стоящаго по пояс в густой дубовой листвe, и на глубокое-глубокое, голубое-голубое небо, подумал с млeющей нeжностью (ибо может быть главная, хоть и тайная, черта моей души -- нeжность), что начинается новая простая жизнь, тяжелые творческiе сны миновали... Вдали, со стороны гостиницы, показался автобус , и я рeшил в послeднiй раз позабавиться чтенiем берлинских газет . В автобусe я сперва притворялся спящим (и даже улыбался во снe), замeтя среди пассажиров представителя ветчины, но вскорe заснул по-настоящему.
Добыв в Иксe газету, я раскрыл ее только по возвращенiи домой и начал читать, благодушно посмeиваясь. И вдруг расхохотался во-всю: автомобиль мой был найден .
Его исчезновенiе об яснилось так : трое молодцов , шедших десятаго марта утром по шоссе, -- безработный монтер , знакомый нам уже парикмахер и брат парикмахера, юноша без опредeленных занятiй, -- завидeли на дальней опушкe лeса блеск радiатора и тотчас подошли. Парикмахер , человeк положительный, чтившiй закон , сказал , что надобно дождаться владeльца, а если такового не окажется, отвести машину в Кенигсдорф , но его брат и монтер , оба озорники, предложили другое. Парикмахер возразил , что этого не допустит , и углубился в лeс , посматривая по сторонам . Вскорe он нашел труп . Он поспeшил обратно к опушкe, зовя товарищей, но с ужасом увидeл , что ни их , ни машины нeт : умчались. Нeкоторое время он валандался {189} кругом да около, дожидаясь их . Они не вернулись. Вечером он наконец рeшился разсказать полицiи о своей находкe, но из братолюбiя скрыл исторiю с машиной.