Потом — тишина.
Плевал на боль, на вонь, на всё. Кровь текла мне по лбу, по руке, по лезвию. Пока я долбил ее в шею и резал по морде.
Выковырял ей оба глаза, отбил несколько зубов, нанес штук сорок ножевых.
Но в конце концов — она осела. Голову дёрнуло вниз, челюсть клацнула в последний раз и застыла.
Я откинулся назад, прямо в говно. И замер.
Убит Ночной страж. Ранг Е. Уровень 20. Получено опыта: 160
Получен уровень 7
Получено очков характеристик: 2
Опыт: 72/140
- Пошла нахер система!
Я прислушался.
Сверху раздались хлопки крыльев и удары. Ещё две курицы приземлились.
- Сука... - Пробормотал я и посмотрел на трясущуюся руку с клинком. - Думай, блядь! Включай сука логику! - Я ударил себя рукой по лбу.
Я смотрел на дрожащую руку с кинжалом и пытался дышать. Мысли не шли, только обрывки. Но надо думать. Нужно!
Размотаем по шагам.
Если пистолет еле кожу у них пробивал, а клинок из карты нормально пробивает, с трудом конечно, но пробивает. Значит их надо валить системным оружием. Но есть какие-то ранги. У оружия и у тварей.
Значит надо валить тварь ранга Е оружием такого же ранга. Но у меня только ранг G!
- Так, спокойно...
Я в гараже утром сделал свое первое копьё из швабры и кухонного ножа. Оно даже системным стало. Значит подойдёт что угодно. Нужны лишь ингредиенты ранга Е.
Я посмотрел на обвисшую тварь, моргнул, будто пытаясь разглядеть в ней не тушу, а суповой набор, и скривился.
- А вот и ингредиенты...
Я включил фонарик на телефоне и аккуратно сунул его в щель между бетонных плит, устроив себе импровизированный прожектор. Свет пролил жёлтую, липкую правду на тушу твари, что завалилась прямо у входа, перекрыв дыру. Пар из неё валил так, будто внутри варилось борщевое отделение ада.
Сдохла. Не верилось, но всё же… сдохла.
Я поднял взгляд к потолку. Бетон, шершавый, серый. Не идеальный, но…
— Если наточить… — пробормотал я, глядя на тушу. — Если достать ребро… заточить как нож… Система примет? А хрен её знает. Другого выбора всё равно нет.
У меня нет ничего, кроме клинка, кулаков, и ярости, которую можно было мазать на хлеб. Ну и ещё фонарика. Пока не сдох аккумулятор.
Я осмотрел тушу. Огромная. Размером с лошадь. С такими же рёбрами — метр длиной, не меньше. Я с такими не развернусь, может даже и не подниму, даже если подпалю задницу под напором адреналина. Мне надо что-то поменьше. Ближе к груди… где тоньше.
Я шагнул к грудной клетке твари. Мясо уже обмякло. Размякло от тепла, от крови, от боли — как будто сама смерть её отпарила. Я вонзил клинок поглубже, поднатужился, нащупывая рёбра. Вон оно. Узкое, чуть больше моей руки. Пойдёт.
— Давай, родненькое… — прошептал я, и начал вырезать.
Мясо с трудом и чавканьем расползалось под клинком, но резать было тяжело — кожа и мясо твердое, кости плотные, соединения будто сваркой залиты. Я ножом подрезал, освобождал со стороны суставов, пока не осталось одно: выломать.
И тут.
ЧАВК.
С той стороны. Где темно. Где дыру наполовину затыкала туша.
ЧАВК-ЧАВК-ЧАВК.
— Ты бля чё... — прошептал я.
Тварь уже жевали. Её подружки уже начали трапезу.
Тушу начало дёргать.
Рывок.
Глухой скрежет по бетону.
Я схватился за ребро обеими руками и упёрся ногами в потолок.
— НЕ ДАМ! — рявкнул я и потянул изо всех сил.
Скользко. Кровь, слизь, говно. Под ногами сплошное месиво. Я сжал зубы, хрипел, рвался, дёргал. Рёбра хрустели внутри, но не ломались.
— Сука, ну пожалуйста!
Последний рывок.
ХРРРЯК!
И я падаю на спину в бурлящую кровавую жижу. Говно вперемешку с кровью всосалось сквозь одежду в спину. На лицо плюхнулось что-то мокрое — то ли кусок лёгкого, то ли печень.
Тушу вытащили. Погнали дальше. Потроха сыпались сверху, как из херово забитого мешка.
Я попытался встать — как в замедленной съёмке. В ушах стучало. Рёбро сжимал, как последний шанс.
И тут из дыры показалась она. Другая.
— Да СКОЛЬКО ВАС, БЛЯДЬ?!
Морда вынырнула к свету. Блестящие глазищи. Клыки. Тварь дёрнулась, ослепла от фонаря, но всё равно рванула к моему лицу.
Я рявкнул и ударил кинжалом в сторону глотки. Не попал — только оцарапал.
Тварь взвизгнула, мотнула башкой, но не ушла. Я ударил кулаком. Ещё. Она взвизгивала, пыталась отвернуться от света, но при этом всё ещё рвалась к горлу.