Я остался сидеть.
Корабль дышал. Странно. Но дышал. И пока что — всё шло даже чертовски неплохо.
Я стряхнул пепел и тихо сказал:
— А теперь… главное чтобы всё не пошло по жопе. Хотя бы пару часов.
Я докурил, раздавил бычок о край ящика. Не вставая, просто смотрел, как солдаты развернули временную антенну и начали проверку сигнала. Полевой интерфейс мигает, кто-то лезет на крышу с кабелем, третий сидит у терминала и матерится по-немецки, вытирая пот со лба.
Подошёл командир.
Без вступлений.
— Через тридцать минут прилетает вторая волна. Будет группа старших офицеров, трое учёных и двое, кто знает системный. Для связи с Банши.
Я прищурился.
— У вас что, целый отдел по переводу?
— Нет. Эти двое — с подтверждённым эффектом. Судя по всему, успели убить инициаторов в первые дни. Им доступны некоторые структуры языка.
— Ага… — Я кивнул. — Предупредите их, что Банши не любят болтовни. И что за лишние вопросы могут словить по щам. Легко и без предупреждения.
— Отмечу. Также они захотят увидеть, как работает корабль. Инженерные модули. Систему энергообмена. Всё, что может быть потенциально опасным.
— Это всё?
— Пока да. Ожидается, что вы будете содействовать.
Я встал. Махнул рукой:
— Без проблем.
Командир ушёл. Я стоял, смотрел в бок. Что-то ёкнуло в груди. Мелочь. Напоминание.
Двигатели.
Я чертыхнулся. Пошёл через палубу. Банши расступались, не мешали. Кто-то кивнул. Кто-то просто наблюдал.
Нижняя часть корабля — бывший машинный отсек. Там, где дыра в полу уже почти запаяна, где доски ещё голые, но не рвутся наружу.
Я спустился. Дерево гудит под ногами. Воздух пахнет гарью и маслом.
Двое моих стояли у двигательного блока. Оба из «техов». Один с чёрной повязкой на шее и непонятной каплей металла под глазом. Второй — с ожогами на руках, аккуратно мотал кабель на руку.
— Как дела? — спросил я.
Первый обернулся. Заговорил на системном.
— Мы разобрали обшивку привода. Там половина стабилизаторов не работает. Барьерные кольца выгорели. Но в целом — корпус живой.
— Живой насколько?
— Если дать нам время — мы можем всё восстановить. Даже барьерную сетку. Прокачать управление в пределах допустимой обратной связи. Убрать артефактный шум. Сделать обвод вторичного питания через блок изолированного разгона.
— Ты уверен?
Второй тех вмешался:
— Мы нашли адаптивный шов. Типа как у живого тела. Если его закрыть стабилизатором — вся тяга поднимется на двадцать процентов. Но нам нужно время. И ещё час — только на настройку контура.
Я кивнул.
— Компоненты я дал. Инструменты тоже. Что мешает?
— Время, — ответили оба.
Я выдохнул.
— Ладно. Пошли. Сейчас займёмся.
Они переглянулись. Потом сразу начали собирать инструменты.
Я провёл рукой по стенке — металл чуть тёплый, будто корабль сам прислушивается.
Плевать, что скажут учёные. Корабль — мой. И он должен работать.
Механический отсек был душный. Воздух стоял плотный, с привкусом пыли, старого масла и чего-то сладковатого, как будто внизу сдох генератор. Металл двигателей чуть вибрировал — едва заметно. Живой, рабочий.
Я присел рядом с основным модулем. Два теха уже раскинули инструменты. Один ставил стабилизатор, второй начал разбирать обвод питания. Я смотрел, не вмешивался.
— Вот здесь, — сказал первый, — идёт переходный контур. Видишь жёлтую артерию? Это энергетическая линия. Если её перезапустить через вторичный фильтр, получим стабилизацию на разгонной дуге. Плюс возможность временного скачка — если снять ограничение.
— Скачка чего?
— Пространственного импульса. Типа рывка. Не телепорт, но отрыв от гравитации. Короткий, но резкий.
— И это… магия?
— Не совсем. Это… механика, работающая по принципу синтетической энергии. Типа как у вас розетка, только с полевым сдвигом. Система адаптирует материал к полю, и всё — можно запускать тягу.
Я кивнул. Посмотрел внутрь. Провёл пальцем вдоль креплений.
— А если я вот тут уберу щит, он взорвётся?
— Нет. Просто отключится. Но потом — лучше не трогай. Барьер удерживает энергию внутри. Без него — пиздец.
Я хмыкнул. Понял.
Потом — сам взял инструмент. Начал помогать. Перекладывал, снимал корпус, сдвигал панели. Всё было… логичным. Пускай странным, но не чужим. Интеллект вытаскивал всё, как будто я с рождения знал, как работает эта хреновина.