И тут я поняла, что сейчас случится нечто ужасное: салфетка начинала протекать. Выхода не было: я извинилась и направилась в туалет, как бы невзначай прихватив с собой салфетку.
Надо сказать, в Белом доме повсюду стоят охранники, и они на самом деле вполне милые. Меня проводили до нужного мне помещения, и я с облегчением стряхнула содержимое салфетки в унитаз, что, конечно ужасно, – ведь тысячи людей в мире голодают.
Судьба салфетки, пропитанной всякими соусами, решилась легко – в туалетной комнате для гостей были пушистые махровые полотенца и корзина, чтобы выкидывать туда использованные. Я вымыла руки и бросила полотенце в корзину, а под него – салфетку. Думаю, никто ничего не заметит.
Итак, порадовавшись, что все так благополучно завершилось (правда, я умирала от голода), я вышла из туалета и столкнулась с Дэвидом.
– Привет! – сказал он.
– Привет! – ответила я и повернулась, чтобы уйти. Мне было довольно неловко.
Дэвид улыбнулся:
– А что там с твоей салфеткой?
12
Я не поверила своим ушам – попалась! Я покраснела до самых корней своих вымытых лошадиным шампунем волос, но решила сделать вид, что не понимаю.
– Салфеткой? – невинно спросила я, сознавая, что цветом лица напоминаю клубничное мороженое. – Какой еще салфеткой?
– Той, в которую ты собрала весь обед, – весело объявил Дэвид. Казалось, его глаза были зеленее обычного. – Надеюсь, ты не спустила ее в унитаз? Тут старые трубы, может произойти потоп.
Хм, а неплохо было бы устроить потоп в Белом доме.
– Ничего я не бросала в унитаз! – яростно зашептала я, поглядывая на стоящего неподалеку охранника. – Я положила салфетку в корзину для полотенец. А еду смыла. – Вдруг я похолодела от ужаса. – Но ее было очень много. Думаешь, трубы могут засориться?
– Не знаю. – Он пожал плечами. – Там ведь был огромный кусок пирога.
И тут что–то в выражении его лица – может, то, что уголки его губ подрагивали, совсем как. уши Манэ, когда тот хотел поиграть – подсказало мне, что Дэвид попросту издевается.
Мне было совсем не смешно – я уже почти свыклась с мыслью, что затоплю Белый дом.
– Это, – начала я, повышая голос, потому что охранник отошел, – вовсе не смешно!
Мне было наплевать, что я говорю с президентским сынком, – я не на шутку рассердилась. Знаете, говорят, что у рыжих людей буйный характер. Так вот, если я начинаю выходить из себя, окружающие обычно вздыхают: «Ах, ну вот, с этими рыжими надо быть осторожнее! Горячие головы!»
И от этого, естественно, я рассвирепела еще больше. Ну да, я спустила в унитаз почти весь ужин, поданный за президентским столом. Наверное, я злилась именно потому, что осознавала свою неправоту, а Дэвид меня застукал. Признаться, мне было очень стыдно.
Но ярость взяла вверх. Я повернулась и зашагала по направлению к столовой.
– Ну, перестань! – Дэвид рассмеялся и догнал меня. – Забавно же я тебя подловил! Ты ведь поверила, что трубы может прорвать, признайся!
– И вовсе я не поверила! – бросила я, с ужасом представляя заголовки в газетах: «ДЕВОЧКА, КОТОРАЯ СПАСЛА ПРЕЗИДЕНТА, ЗАТОПИЛА БЕЛЫЙ ДОМ».
– Поверила, поверила, – удовлетворенно заключил Дэвид. Он был выше меня и делал один шаг, в то время как я делала три. – Что ж, буду знать, что ты не понимаешь шуток.
Я резко обернулась и посмотрела на него. Дэвид был даже выше Джека, так что мне пришлось задрать голову, чтобы заглянуть в зеленые глаза, которыми восхитилась Люси. О той части его тела, которую она также одобрила, я старалась не думать.
– Ты вообще о чем? С чего это ты взял, что я не понимаю шуток? Ты меня даже толком не знаешь!
– Знаю, знаю, ты ведь тонкая творческая натура! – Дэвид ухмыльнулся совсем так же, как когда мама велела ему переодеться к ужину.
– Нет! – Я была уже вне себя от бешенства, хотя именно так о себе и думала. Нет ничего плохого в том, что ты тонкая творческая натура – и Джек Райдер тому подтверждение, – но из уст Дэвида это прозвучало почти как оскорбление.
– Неужели? – улыбнулся Дэвид. – Тогда почему ты не пришла в студию после Случая с Ананасом?
Поверите, именно так он это и сказал, – «случай» и «ананас» с большой буквы.
Я почувствовала, что снова заливаюсь краской. Неужели он такой высокомерный, что имеет наглость напоминать о моем позоре?
– Слушай, я же не отрицаю, что ты классно рисуешь, – примирительно сказал Дэвид. – Просто у тебя непростой характер. – Он кивнул в сторону столовой: – И еще ты слишком привередлива в еде. Кстати, ты, наверное, голодная?