– Почему? – Джек смотрел мне прямо в глаза. – Сэм, скажи, почему моя картина не заняла первое место?
– Джек, у нас было очень много работ! Но он не слушал.
– Наверное, потому, что я нарисовал то, что не следовало рисовать? Они не желают знать о том, что волнует сегодняшнюю молодежь?
– Нет! – Я отрицательно покачала головой. – Не совсем так.
Конечно, правильнее всего было бы согласиться, и тогда Джек немного успокоился бы. Но я поняла это только тогда, когда он спросил:
– Да? Так почему же?
– Ты нарисовал не то, что видишь, – объяснила я.
Он умолк и несколько мгновений разглядывал меня.
– Что? – спросил он наконец. – Что ты сказала?
Я попалась!
– Джек, пойми! Ты и правда нарисовал не то, что видел из окна. Картина изумительная, но ты ведь не знаком с ребятами, которых изобразил. И с «Семи до одиннадцати» из твоего окна не видны. Это то же самое, что мой ананас.
– СЭМ, И ЧТО С ТОГО??? – заорал он. Я вдруг испугалась:
– П–пойми. Это не я, Сьюзен Бун тоже велела рисовать то, что видишь!
– Сэм!! Какое мне дело до твоих дебильных занятий? Неужели из–за них ты лишила меня шанса прославиться??
– Эй, что тут у вас? – Люси стояла в дверном проеме и недовольно смотрела на Джека. Тот указал на меня:
– Она… она говорит, что я нарисовал не то, что вижу!!
– Боже, Джек, успокойся! – вздохнула Люси и, взяв его за руку, вывела из кухни. Очевидно Джек плохо соображал, и я, признаться, тоже. Но не потому, что он на меня орал. Нет.
Просто за все время нашего разговора…
Мое сердце ни разу не екнула.
Пульс не участился.
И я даже не покраснела.
В общем, не произошло ничего того, что случалось со мной в присутствии Дэвида. И это могло означать только одно: Люси права. Я люблю Дэвида.
Дэвида, отец которого меня терпеть не может из–за истории с конкурсом.
Дэвида, который подарил мне шлем, похвалил мои ботинки и вырезал мое имя на подоконнике Белого дома.
Дэвида, который никогда не захочет меня простить, после того как я использовала его в качестве приманки, чтобы заставить Джека ревновать.
Дэвида, которого я любила все это время, но боялась себе в этом признаться.
Я перестала жевать и отложила сандвич.
Что я наделала?
И главное… как теперь все исправить?
Вот десять причин, по которым я могу умереть молодой (и это, кстати, никого не огорчит):
10. Я левша. Исследования доказали, что левши умирают в среднем на десять – пятнадцать лет раньше. Все потому, что мир создан для праворуких людей, а нам вечно приходится доказывать свою полноценность. Например, писать в блокноте, хотя пружины впиваются тебе в запястье.
9. Я рыжая, а значит, больше других людей подвержена раку кожи.
8. Я маленького роста, а коротышки умирают рано. Это факт, хотя и малопонятный. Может, потому, что люди вроде меня не могут дотянуться до верхней полки в магазине – той, на которую ставят витамины.
7. У меня нет парня. Серьезно, счастливая любовь продлевает жизнь.
6. Я живу в городе, а значит, дышу загрязненным воздухом.
5. Я ем много красного мяса. Долгожители, например, где–нибудь в Сибири, питаются, как известно, одними йогуртами и злаками. Вряд ли они вегетарианцы, просто все коровы передохли от холода.
Я терпеть не могу йогурт, не говоря уже о всяких кашах, и ем гамбургеры минимум раз в день.
4. Я средний ребенок. Мы умираем раньше, чем старшие или младшие. Этому пока нет научного подтверждения, но я уверена в своей правоте.
3. Я не принадлежу ни к одной конфессии. Родители не занимались нашим религиозным воспитанием, потому что сами агностики. И поскольку они не уверены в существовании Бога, нам запрещено ходить в церковь. А согласно статистике, верующие живут дольше, чем атеисты.
Интересно, а как будут выглядеть мои похороны, если брать в расчет концепцию «пусть–девочки–сами–решат–во–что–им–верить»? Пока я склоняюсь к индуизму, потому что мне нравится идея реинкарнации. Правда, сложно будет отказаться от говядины…
2. У меня собака, а дольше всех живут хозяева кошек. Итак, будь Манэ котом, я приобрела бы пять–десять лишних лет жизни.
И, наконец, главная причина.
1. Мое сердце разбито.
Честно. Я не могу спать, не могу есть – даже бургеры. Я вздрагиваю от каждого телефонного звонка.
И я сама во всем виновата.
А здоровье, как известно, напрямую зависит от работы сердца. Конечно, можно жить без Дэвида – убогой, серой жизнью. Я упустила свою любовь. Я смотрела на мир широко открытыми глазами, но ничего не видела.