Потом Сибил вспомнила. Она не ребенок. Никто не прячется в темноте. Она – взрослая женщина и знает, что глупо бояться темноты в мире, где так много других причин для страха.
О, как же она вчера опозорилась, ужаснулась Сибил, когда вспыхнули недавние воспоминания. Поставила себя в идиотское положение. Не смогла сохранить самообладание и вместо того, чтобы взять себя в руки, вылетела из дома, как последняя идиотка.
Непростительное поведение.
Потом чуть не утопила в слезах Филипа. Рыдала, как ребенок, усевшись прямо на траву.
Филип.
Сибил застонала от унижения, закрыла лицо руками и испуганно вскрикнула, когда чья-то рука обвила ее.
– Тс-с.
Она узнала его прикосновение, его запах еще до того, как он притянул ее к себе. До того, как его губы коснулись ее виска, до того, как его тело прижалось к ее телу.
– Все в порядке, – прошептал он.
– Я… я думала, ты ушел.
– Я же обещал остаться. – Филип чуть приоткрыл глаза, взглянул на тускло светящиеся стрелки будильника. – Три часа ночи. Мог бы и не глядя догадаться.
– Я не хотела будить тебя. – Ее глаза уже привыкли к темноте, она различила черты его лица. Так захотелось дотронуться, что зачесались кончики пальцев.
– Я не в силах возражать, когда просыпаюсь в три часа ночи в постели с красивой женщиной.
Сибил улыбнулась. Какое счастье, что он не напоминает о ее вчерашнем поведении. Сейчас они просто вдвоем. «Вчера» не существует, и не надо из-за него печалиться. «Завтра» тоже нет, и не надо о нем тревожиться.
– Думаю, с тобой это часто случается.
– Не стану тебе возражать.
Его голос был таким нежным, рука – такой сильной, тело – таким крепким.
– А ты не возражаешь, если просыпаешься в постели с женщиной, которая хочет тебя соблазнить?
– Как ты могла подумать обо мне так плохо! – с шутливым негодованием произнес Филип.
– Ну, если ты не возражаешь… – Сибил повернулась, скользнула на него, нашла губами его губы, языком – язык.
– Я дам тебе знать, как только начну возражать. Сибил рассмеялась. Она была так благодарна ему за все, что он сделал для нее, за то, кем он стал для нее. Она так сильно хотела выразить свою благодарность.
Было темно. В темноте она могла быть кем угодно.
– Может, я не остановлюсь, если даже ты станешь возражать.
– Я слышу угрозы? – Ее дразнящий шепот изумлял и возбуждал его не меньше, чем кончики ее пальцев, танцующие по его телу. – Ты не сможешь меня запугать.
– Смогу. – Вслед за пальцами по коже заскользили ее губы. – И запугаю.
– Ну, попробуй… О господи… О, черт побери.
Сибил снова засмеялась, и ее язычок заработал еще проворнее. Когда его тело задрожало, дыхание стало прерывистым, она медленно провела ногтями по его разгоряченной коже.
Что за чудо – мужское тело, думала она. Твердое, гладкое, совершенное, созданное для женщины. Для нее.
Шелковистое и грубое. Твердое и податливое. Она могла заставить Филипа жаждать ее до боли, творить с ним все, что он творил с ней. Она могла давать, она могла брать так же, как и он, делать все те чудесные и порочные вещи, что люди делают в темноте.
…Он сойдет с ума, если она не остановится. Он умрет, если она остановится. Ее горячие и неугомонные губы были повсюду. От прикосновений ее тонких пальцев кровь закипала в его жилах. Ее влажное от испарины тело скользило по его влажному телу, парило над ним бледным силуэтом в расступившейся темноте. Ее глаза сияли в темноте, как кошачьи, околдовывая его.
Она была просто одной из женщин. Она была единственной женщиной. Она была необходима ему, как сама жизнь.
Медленно, как в полусне, она поднялась над ним, стянула халат, откинулась назад, встряхнула головой. Ее переполняли необыкновенные, незнакомые ей чувства. Свобода. Власть. Вожделение.
Сибил медленно опустилась, вбирая его в себя, смутно ощущая, каких усилий ему стоит приноравливаться к ее темпу. Она задохнулась, застонала, пойманная и освобожденная одновременно, когда его ладони обхватили и сжали ее груди.
Она качнулась мучительно медленно, глядя ему прямо в глаза, возбуждаясь от сознания собственного могущества. Он содрогнулся под ней, его мускулы напряглись. Сильный, какой же он сильный, думала она. Такой сильный, что не боится подчиняться.
Она уперлась ладонями в его грудь, опустилась. Ее волосы накрыли их лица, ее губы впились в его губы. Их дыхание смешалось.
Оргазм прокатился, как волна, зародившаяся в глубине океана, и накрыл их обоих, и унес за собой.
Филип обхватил ее бедра, его пальцы впились в ее плоть. Казалось, искры сыплются из глаз. Мозг опустел, легкие разрывались, требуя воздуха, а тело требовало освобождения. И когда освобождение пришло, оно было до боли ослепительным.
Ее тело, нежное и горячее, словно таяло вокруг него восковой свечой. Ее сердце громко билось о его сердце. Он не мог говорить, не мог найти сил, воздуха, чтобы вытолкнуть слова. А слова, щекочущие кончик его языка, были теми тремя словами, которые до сих пор он избегал говорить женщинам.
Пьянящее чувство победы еще сияло в ней. Она потянулась лениво и удовлетворенно, затем свернулась клубочком, прижалась к нему и сказала сонно:
– И все-таки у меня получилось.
– Что? – не понял Филип.
Ее тихий смешок закончился долгим зевком.
– Может, я и не напугала тебя, но точно заставила попотеть.
– Не спорю. – Филип постепенно приходил в себя. Если мужчина во время секса начинает думать о любви, он в большой беде.
– Впервые в жизни мне понравилось просыпаться в три часа ночи. – Уже в полусне, Сибил положила голову на его плечо, поерзала, устраиваясь поудобнее. – Холодно.
Он нащупал скомканные простыни и одеяла, подтянул к ее подбородку…
Во второй раз за одну ночь Филип лежал без сна, таращась в потолок, а Сибил сладко спала рядом с ним.
Глава 18
– Едва начало светать, когда Филип осторожно поднялся с кровати. Он бы застонал, но зачем? И так все ясно. Ничего хорошего их не ждет.
Он почти не спал в эту ночь. Мозги словно слиплись от усталости и тревоги. Даже предстоящий день, полный тяжелого физического труда, не казался достойным поводом для жалоб. Вот отсутствие кофе – отличный повод. Сибил зашевелилась.
– Ты должен идти на верфь?
– Да. – Натягивая брюки, Филип провел языком по зубам. Черт побери, у него нет даже зубной щетки.
– Хочешь, я закажу завтрак? Кофе?
"Кофе…» Одно это слово приободрило его, но он схватил рубашку. Если она закажет кофе, придется с ней разговаривать, а у него такое омерзительное настроение, что вряд ли стоит заводить разговор. Во-первых, он почти не спал. Во-вторых, она умудрилась совершить невозможное и заставила его влюбиться.
– Выпью дома, – раздраженно ответил Фил. – Все равно мне надо переодеться.
И именно поэтому он встал так рано. За его спиной раздался шорох: Сибил села в постели. Следя за ней краем глаза, Филип потянулся за носками. Взъерошенная, растрепанная, она была необыкновенно соблазнительна.
Да, хитра, ничего не скажешь. Как обухом ударила его по голове этой своей беззащитностью. Рыдала на его плече, такая несчастная, такая хрупкая. А потом проснулась среди ночи и превратилась в ненасытную любовницу, какие бывают только в сексуальных фантазиях.
А теперь предлагает кофе. Ну и нервы. Стальные нервы.
– Спасибо, что остался на ночь. Это мне очень помогло.
– Всегда к твоим услугам, – бросил он.
– Я… – Сибил закусила нижнюю губу, настороженная и смущенная его тоном. – Вчера был трудный день для нас обоих. Полагаю, мне неразумно было приходить к вам. Я и так расстроилась из-за звонка Глории, а потом еще…
Филип вскинул голову.
– Что? Глория тебе звонила?
– Да. – «Ну вот, – подумала Сибил, – оказывается, эту информацию надо было держать при себе. Филип расстроился. Все теперь расстроятся».
– Она звонила тебе? Вчера? – Фил схватил туфли, уставился на них. – И тебе только сейчас пришло в голову упомянуть об этом?