Сердце без лукавства постоянно в религии. Такой человек одинаково взирает на все Божьи заповеди. Он поступает по совести, исполняя свое служение, и поклоняется Богу не только в храме, но и в своей комнате. Оставшись в одиночестве, Иаков боролся с ангелом (Быт. 32:24), так и христианин наедине борется с Богом в молитве и не отпускает Господа до тех пор, пока Тот не благословит его. Он совершает свои сложные религиозные обязанности, в которых заложены сердце и дух религии и которые противодействуют плоти и крови, а также уделяет много времени воспитанию смирения и самоисследованию. «Utitur speculis magis quam perspecillis» (Сенека). Верующий скорее использует зеркало Слова Божьего, чтобы заглянуть в свое собственное сердце, чем оденет увеличительные очки порицания, чтобы следить за ошибками других.
Имеющий сердце без лукавства остается верен Божьим интересам. Он огорчается, видя, как плохо обстоят дела в Церкви. Так Неемия, будучи царским виночерпием и находясь близко к вину, печалился, видя, как тускнеет слава Сиона (Неем. 2:3). Подобно дереву, о котором я читал, что если один из его листьев оторвать, то другие сворачиваются и через какое-то время опадают, искренняя душа, видя страдания Церкви, воспринимает это как собственную боль. Такой человек радуется, когда дело Божье обретает твердую почву, видя триумф истины, вознесенную голову благочестия и расцветающие цветы венца Христова. Таким является сердце без лукавства, которое остается верным Божьим интересам.
Имеющий сердце без лукавства честен в своих поступках. Он верен и в своих словах, и в своих весах. Он исполняет по совести не только первую, но и вторую скрижаль, и придерживается справедливости так же, как и благочестия. «Чтобы вы ни в чем не поступали с братом своим противозаконно и корыстолюбиво…» (1 Фес. 4:6). Для искреннего человека грабительство и надувательство – одно и то же, и его правило: поступать с другими так, как хочешь чтобы другие поступали с тобой (Мат. 7:12).
Тот, у кого сердце без лукавства, верен своим обещаниям. Его слово так же твердо, как и его кость. Он не отступит от своего обещания, даже если это нанесет ему ущерб и посягнет на его прибыли. Лицемер поступает безответственно, не исполняя своего слова: его клятвы и обещания связывают его не крепче, чем Самсона – сырые тетивы (Суд. 16:7). Искрення душа говорит, как Иеффай: «…Я отверз уста мои пред Господом и не могу отречься» (Суд. 11:35).
Имеющий сердце без лукавства верен в дружбе и является таким, каким себя представляет: его язык следует за его сердцем подобно хорошо сделанным солнечным часам, которые следуют за солнцем. Он не может льстить и ненавидеть, прельщать и осуждать. Лицемерие – это притворство в любви. Очень часто предают поцелуем. Иоав взял Амессая за бороду, чтобы поцеловать его, но при этом ударил мечом в пятое ребро так, что тот умер (2 Цар. 20:9,10). Многие обманывают сладкими словами. Врачи судят о здоровье тела по состоянию языка: если он выглядит хорошо, то тело здорово. Но мы не можем судить о дружбе по языку. Слова могут быть полны меда, а сердце наполнено желчью злобных умыслов. Сердце того, кто предает своего друга, не право перед Богом. Теперь вы видите, каким является сердце без лукавства и что наличие такого сердца является признаком того, что грех прощен. Бог не вменит греха тому, «в чьем духе нет лукавства». А какое блаженство – не иметь вмененного греха! Если наши грехи не вменяются нам, то это то же самое, что не иметь греха вообще, и наши грехи прощаются, словно никогда не были совершены. Это благословение принадлежит искренней душе. Бог не вменяет беззакония тому, в чьем духе нет лукавства.
10) Тот, чьи грехи прощены, готов прощать тех, кто обидел его. «…Прощайте друг друга, как и Бог во Христе простил вас» (Еф. 4:32). Лицемер будет читать Слово, ходить в церковь, подавать милостыню, строить больницы, но не сможет простить ошибок: он скорее захочет получить прощение от Господа, чем простить своих врагов. Прощенная же душа рассуждает таким образом: «Раз Бог был так добр ко мне и простил мне мои грехи, то неужели я не буду подражать Ему в этом? Он простил мне фунты, так неужели я не прощу пенни?». О Кранмере можно было сказать: «Nihil oblivisci solet praeter injurias» (Цицерон). В нем преобладал дух прощения, и он совершал из любви служение для всех, кто обидел его, подобно солнцу, которое, притягивая черные пары с земли, в ответ посылает приятные дожди.