Семен вспыхивает, сдвинув брови, но Сойченко предупреждает назревавшую ссору.
— Довольно об этом, товарищи, — машет он рукой. — Это можно решить и позднее. А сейчас надо дать возможность хозяевам — и молодым и старым — приготовиться к встрече гостей! После смены ребята придут…
— Мы явимся в разгар веселья, — подхватывает Пахом Лагушин. — Прямо с корабля — на бал…
— Ладно, танцор, сначала за прошлый прогул надо ответить, — говорит Сойченко. — Не забывай: после того, как вернется на работу Макурин, обсудим твои похождения.
— Ясно! — шутливо отзывается Пахом, но ему невесело. Знает, разговор впереди предстоит крутой. Он оглядывается, ища глазами Степана Игнашова. Эх, дурень, к чему зажегся тогда, чуть с кулаками на Степана не набросился? Игнашов на собраниях не любит отмалчиваться. «Надо заболтать его, чтобы не сердился, — думает Пахом, высматривая, где Степан. — По натуре-то он добрый, покайся перед ним и отмякнет сразу…». Но Степана Игнашова среди ребят нет. «Не иначе — к Лушке своей подался, — разочарованно вздыхает Пахом. — Ладно, на работе подберу момент…»
14
У водоразборной колонки пусто. Знойно жарит солнечный полдень. Словно из тяжелого малахита, не шелохнутся зеленые листья тополей и черемух, и аромат от них идет густо и устойчиво — нет малейшего ветерка.
Все живое попряталось в тени. Валентина уже и не рада, что пошла за водой. В кадушке наберется для обеда и ужина, да и козе хватит вечером. Единственное, что заставило идти за водой, — это то, что знала: Константин любит вот в такую застоялую жару хватануть подряд кружки две-три ледяной воды. Сегодня ему в вечернюю, с восьми, сейчас он спит, но должен где-то вот-вот проснуться.
И Валентина спешит. Она ополаскивает ведро и ставит его под хрустально блестящую струю воды, с шипеньем ударившую из крана.
Пузырится, клокочет в ведре вода. Не только о Константине думы у Валентины. Привычное, вжитое с годами, не ушло из ее сердца — потянуло ее снова в церковь, в празднично-торжественное окружение подружек, степенно перебрасывающихся словами перед началом службы на церковном дворе.
Ольга, соседка, подогрела ее желание. Недавно вошла во двор, поболтала о разных пустяках, а потом будто ненароком спросила:
— Так и не вернул он иконы, мужик-то? В церкви, небось, тоже с тех пор не бывала?
Неуютно стало на душе у Валентины. Показалось ей, что рябенькая быстроглазая соседка стала за эти дни, как не ходит в церковь Валентина, в чем-то выше, углядчивей ее.
А та не унимается:
— Дьякон, Валя, знаешь какой новый приехал — молодой, красавец! Чернявый весь, бородка такая свежая, кудрявая, а голосина!.. Наши бабы глаза на него пялят — страсть…
— Ну, нам с тобой это ни к чему, — со вздохом замечает Валентина: — У нас свои собственные дьяконы не хуже.
Это шутка.
И все же ей хочется посмотреть на нового дьякона, редко меняются здесь священнослужители. Приезд нового дьякона, конечно, событие. Валентина раздумывает о том, сколько шепотков, пересудов, разговоров было среди верующих после первой же службы…
— Идем сегодня на обедню? — неожиданно приглашает Ольга. — Твой-то, кажись, в вечернюю уйдет на шахту, знать ничего не будет. Скушно мне одной-то с этого краю улицы идти, а вдвоем-то повеселее…
— Не знаю, право, — не сразу отзывается Валентина.
— Чего не знать? Не убьет он тебя, если даже и узнает. Тоже должен понимать, что дома вечерами-то не сладко. У меня вот Григорий сам не ходит, а мне не запрещает.
— Ладно, видно потом будет, — кивает Валентина.
Нет, она еще ничего не решила для себя. Знает, что не убьет ее Константин, но понимает и еще одно: он перестанет ей доверять, а это уже и будет первой трещиной в их семейной жизни, и кто знает, к чему она приведет? А ссориться с Костей Валентине ох как не хочется! Другие мужья, если нет детей, чего только над своими женами не вытворяют, а Костя очень жалеет ее…
— Я забегу вечерком, — уходя, говорит Ольга, и Валентина молча кивает: что ж, забеги…
Знает, что Ольга действительно придет вечером, и об этом и размышляет сейчас, наблюдая, как пузырится, клокочет в ведре вода.
— Через край бежит! — слышит она чей-то торопливый голос, вздрагивает, оттаскивает полное ведро и ставит второе. И только тогда оглядывается. Рядом с коромыслом на плече стоит Татьяна Ивановна.
— Задумалась о чем-то крепко? — кивает она Валентине.
— Так я… — смущается Валентина. — Даже и не пойму, о чем… Мужика вот надо на работу скоро провожать, ну и размышляю, что сготовить…