Мы с Аланом сидели в гостиной и смотрели новости о засухе на северо-западе Канады, где уже несколько зим подряд почти не было снега. Я сидел на диванчике, Алан — в небольшом мягком кресле, положив ноги на оттоманку. Был двенадцатый час ночи, вечер буднего дня середины марта, в Риджайне еще стояла настоящая зима. Анна рано легла спать. Нам обоим надоело шоу. Алан был неспокоен.
— У меня есть идея, — сказал я. — Давай выключим телевизор?
— Мне все равно, — ответил он.
— Если тебе интересно, я не буду выключать.
— Нет, мне неинтересно, — сказал он.
— Знаешь, — проговорил я, — у меня есть идея.
— Какая идея?
— Давай погуляем? Ты и я. Как тебе предложение?
— Как мне предложение?
— Да, — кивнул я.
— Я не знаю, как мне предложение, — отозвался он. — А она пойдет с нами?
Под словом «она» Алан всегда подразумевал Анну.
— Она спит, — сказал я. — Пусть спит. Она устала.
— Она устала, — повторил он. Вы можете подумать, что это прозвучало враждебно, но это не так. — А ты устал?
— Нет, — ответил я. — Поэтому я предлагаю тебе прогуляться.
— Со мной?
— Да.
— Без Анны?
— Да. С тобой. Если хочешь. Ты хочешь?
— Я не знаю, хочу ли, — проговорил он. — Она спит крепко?
— Думаю, да, — ответил я.
— Уже пора спать?
— Ну да. Уже пора спать. Поэтому мы можем лечь спать. Если ты устал. Если ты не устал, мы можем погулять. Если хочешь.
— Я не знаю, хочу ли. Я и ты?
— Да, — подтвердил я. — Мы вдвоем.
— Мы никогда раньше не гуляли вдвоем.
— Верно. Не гуляли.
— Темно.
— Темно.
Мне было трудно не уподобляться в разговоре ему. У Анны с этим не было проблем.
— Холодно.
— Послушай, Алан, нам необязательно идти.
— Ладно, — сказал он.
— Это значит ты не хочешь идти?
— Это не значит, что я не хочу идти, — ответил он. — Куда мы пойдем?
— Ну, у меня есть идея.
— Какая идея? — спросил он, и мы вернулись к тому, с чего начали, что очень часто получалось в наших разговорах.
— Что скажешь насчет того, чтобы прогуляться до места, где ты можешь побыть с девушкой?
— Скажу, что мне хочется побыть с девушкой, — сказал он.
— Я так и думал.
— Ты так и думал. С какой девушкой?
— С красивой девушкой.
— Она мне понравится. Как ее зовут?
— Я с ней пока не знаком, — ответил я.
— Я с ней тоже не знаком, — повторил он.
— Мы с ней познакомимся, и она скажет тебе свое имя.
— Когда я с ней познакомлюсь?
— Когда мы придем туда, куда собираемся, — сказал я.
— Куда мы собираемся?
— Мы собираемся в такое место, где для тебя есть девушка.
— Красивая девушка, — уточнил он.
— Правильно.
— Для меня.
Ночь была холодной — Алан настоял на том, чтобы надеть бейсболку «Джетс», — но почти безветренной, воздух был сухим и прозрачным. Когда мы вышли из дома, уже миновала полночь. Не привыкший выходить на улицу так поздно, да еще без Анны, всегда сопровождавшей его, Алан нервничал и держался ближе ко мне, хотя между нами оставалось расстояние, чтобы наши тела не соприкасались. Около таунхауса на улицах было тихо, и это его успокоило. Мы прошли с четверть мили, не говоря ни слова. Впереди уже показались огни Скарс-стрит и развлекательной зоны, огни Чистилища, когда у меня в голове внезапно прояснилось — редкий момент! — и я абсолютно четко осознал, что на самом деле идея взять Алана в бордель — дурная затея, что это совершенно неприемлемое и безответственное действие, что последствия такого поступка могут быть очень печальными для всех нас. Алан, возможно, испытает эфемерное сексуальное удовлетворение, но плата за это окажется высокой: крушение иллюзий, тоска и печаль, смущение, растерянность. (Слава богу, он пока не научился ненавидеть самого себя.) Если ему захочется еще, следующий раз выдастся очень не скоро, он будет расстраиваться, злиться и, вполне вероятно, снова вернется, уже с большей настойчивостью, к порнографии. Не говоря уже о том, как это скажется на его чувствах к женщинам вообще и к Анне в частности. Как он станет к ней относиться? Анна рассердится, ей будет больно. Она разгневается и справедливо обвинит во всем меня. Доверие, установившееся между нами, будет безнадежно разрушено. То, что в моих мотивах не было личного интереса (ни унции мудрости или смысла), вовсе меня не оправдывало. Она захочет от меня избавиться, чтобы я больше не имел с Аланом ничего общего. Алан, разумеется, ни в чем не виноват, но сумеет ли Анна простить ему предательство (мне казалось, она расценит все именно так), хотя его проступок сводится лишь к одному — к удовлетворению желания?
Мы подошли к ночному кафе в самом начале развлекательной зоны. Было видно, что внутри у стойки сидят двое мужчин. С того места, где мы стояли, кабинки вдоль витрины казались пустыми.
— Давай зайдем туда на минутку, — предложил я.
— Девушка там? — спросил Алан.
— Нет, — ответил я.
— Она вышла на минутку?
— Нет, Алан. Боюсь, в этом месте девушек нет.
— Боюсь, что я не хочу туда идти.
— Всего на минутку. Погреемся. Перекусим. — Я постарался, чтобы мой голос звучал интригующе. — Ночной ужин.
— Нет, спасибо. Я не хочу есть. Где то место?
— Далеко отсюда. Я точно не знаю, где.
— Ты точно не знаешь.
— Я там никогда не был.
— Я тоже там никогда не был, — сказал он.
— Я знаю. Давай войдем. Я хочу с тобой поговорить.
— Ты хочешь поговорить со мной про девушку?
— Да.
— Ты знаешь, где она?
— Нет, — ответил я.
— Она далеко?
— Думаю, да.
— Я хочу пойти далеко, — сказал он.
— Подожди минутку, Алан. Я хочу поговорить. Пожалуйста, идем со мной.
— Хорошо, — согласился он. — На минутку.
Мы сели друг против друга у окна в одной из кабинок. Пластиковые столики были окаймлены алюминием, сиденья и спинки покрыты красной искусственной кожей. Из-за стойки, где разговаривали двое мужчин, вышла официантка и подошла к нам. Она была средних лет, усталая, в сером платье с белым воротничком. К нагрудному карману был прицеплен белый пластиковый бейджик с именем «Джози». Я не сомневался, что это не ее настоящее имя, а часть общей игры. Руки у нее были красные и потрескавшиеся.
— У вас есть какой-нибудь торт? — спросил я.
— Увы, почти все съели, — сказала она. Она оказалась гораздо приветливее, чем я ожидал. — Есть несколько кусков яблочного, немного вишневого. По-моему, остался кусок с банановым кремом.
— Хочешь торт? — спросил я Алана.
Он рассматривал свое отражение в окне и не ответил.
— Дайте нам два куска яблочного, — попросил я.
— Подать с мороженым? — спросила она. — Или со взбитыми сливками?
— У вас есть взбитые сливки? — удивился я.
— Да, мы их сами делаем. Хотите взбитые сливки?
— Да, — кивнул я. — И принесите нам две колы.
— Пожалуйста, — добавил Алан.
Когда официантка ушла выполнять наш заказ, в кафе вошли две пары, впустив струю холодного воздуха. Мужчины выглядели постарше Алана, им было лет под тридцать; их девушки были моложе, не больше восемнадцати или девятнадцати. Алан сидел спиной к двери и сразу их не увидел. Мужчины были хорошо одеты — темные шерстяные пальто, шарфы и кожаные перчатки. Они не надели шапок, и уши их стали ярко-красными. Девушки были в ярких, неоновой расцветки лыжных куртках на меху с капюшонами, отделанными мехом, в толстых шерстяных рукавицах и высоких, закрывающих голень ботинках с оторочкой из овечьей шерсти. Под низко надвинутыми капюшонами я не мог рассмотреть их лица. Они вошли очень шумно, смеясь и болтая. Похоже, что они неплохо повеселились и выпили не одну рюмку. Одна из девушек цеплялась за мужчину, с которым пришла, и прижималась губами к его шее. Они прошли мимо нас, обдав холодным воздухом, и остановились прямо возле нашей кабинки, у моего плеча, не глядя на нас и никак не показывая, что знают о нашем присутствии. Одна из девушек положила руку в рукавичке мне на плечо, чтобы удержаться на ногах. Они сняли верхнюю одежду. Теперь Алан их видел. Мужчины были в деловых костюмах, девушки — в вечерних платьях, провокационно обнажавших тела (шеи, плечи, руки, ноги), что выглядело довольно нелепо, учитывая погоду. Девушки оказались хорошенькими. Обе немедленно взбили волосы. Они сели в кабинке рядом с нашей, за моей спиной.