До Остера ведущим шел Вачнадзе. Петр Николаевич с удовлетворением думал о своих друзьях. Вачнадзе и Передков показали себя вдумчивыми и исполнительными пилотами. Они вели аэропланы точно по карте, ни разу не теряли ориентировки.
Вот и Десна. Отсюда, с высоты, видны камни на дне реки и волны кажутся застывшими, как барханы песка. Добржанский ссутулился над синематографическим аппаратом, фотографируя реку, пароходы, степь в мозаике теней от облаков.
Петр Николаевич покачал крыльями. Это означало: «Группу веду я!»…
На Сырецком аэродроме собралась большая толпа: офицеры и солдаты Третьей авиароты, корреспонденты, фотографы, жители села Святошино, чумазые и неугомонные крестьянские ребятишки…
Заходя на посадку, Вачнадзе заметил цепочку городовых и жандармов, отделявшую толпу от летного поля. «За мной!.. — подумал он. — Городовые для порядка, а жандармы за мной…»
Когда Петр Николаевич выключил мотор, он услышал приветственный рев толпы, увидел Вачнадзе, вылезавшего из аэроплана со складнем в руках.
— Чего это он за икону вдруг взялся? — недоумевал Нестеров, но тотчас приметил, как трусцой, придерживая шашки, бежали к аэроплану Вачнадзе жандармы, и все понял.
Громко забилось сердце. Пропала радость от удачливого исхода перелета. Хотелось улететь отсюда, чтобы не видеть ни жандармов, ни городовых, ни корреспондентов…
Аэроплан содрогнулся, и кто-то обнял Петра Николаевича — тяжелый, сильный.
— Поздравляю! Браво, Петр Николаевич! Браво, родной мой!..
Это был поручик Есипов. Он разжал руки и вдруг, увидав мертвенно бледное лицо Нестерова, спросил в испуге:
— Петр Николаевич, что с вами?..
И как бы отвечая ему, у соседнего аэроплана раздался густой, привычно-сдерживаемый, чтобы не привлекать внимания посторонних, голос жандармского офицера:
— Господин Вачнадзе, я имею предписание немедленно арестовать вас…
— Богохульники! — закричал Вачнадзе с каким-то отчаянным злорадством. — Фуражки долой перед святой иконой!..
Растерянные жандармы сняли фуражки, а офицер позеленел от негодования, но, помедлив, тоже скинул фуражку.
Летчики медленно пошли к толпе, вслед за Георгием Вачнадзе. Жандармы не отставали ни на шаг. Вачнадзе подозвал глазами Нестерова, быстро и очень тихо зашептал:
— Слушайте внимательно, Петр Николаевич. Это, должно быть, последний наш разговор…
Петр Николаевич задыхался, во рту было горько и сухо.
— Они меня сейчас уведут… — продолжал Вачнадзе. — Не могу доверить никому другому. Передайте… Лене… сегодня же: «На Подоле переменить явки. Феоктист — провокатор».
Жандармский офицер подошел поближе к Вачнадзе, но Миша Передков резко отодвинул его плечом:
— Не лезьте в пекло поперед батьки, господин ротмистр, а то люди подумают, что вы главный участник перелета!
Голос Миши дрожал от обиды за милого друга Жору Вачнадзе, которого вот-вот постигнет страшная участь. «В чем он провинился, что его… жандармы?.. И так много их…»
Во всяком случае, Миша был уверен, что разговора Георгия с Петром Николаевичем жандарму слышать нельзя. И он взял на себя заботу охранять их от жандармов.
— И еще, — продолжал Вачнадзе уже громче, — я хочу взять с вас слово, что вы совершите свой подвиг — мертвую петлю. Это очень нужно народу, Отчизне нашей. Прощайте, Петр Николаевич! Я надеюсь, что и в тюрьме услышу о вас и буду рассказывать людям…
Петр Николаевич вдруг заплакал, впервые после далеких лет детства. Горячие слезы бежали по лицу, боль сжала горло, и он не мог произнести ни одного слова.
Миша Передков подбежал к Вачнадзе и со слезами на глазах порывисто обнял его.
Вачнадзе тихо, сдавленным голосом сказал:
— Прощай, Мишутка! Береги Петра Николаевича. Помогай ему!..
Толпа со всех сторон окружила летчиков. Их обнимали, крепко пожимали им руки. Потом толпа стала плотнее, летчиков подняли на руки и стали подбрасывать в воздух…
Вачнадзе выронил икону, и тотчас два жандарма схватили его, скрутили ему назад руки.
Вениамин Добржанский ошеломленно смотрел то на Вачнадзе, которого уводили жандармы, то на хмурого, бледного поручика Нестерова, ничего не понимая…
— Вот как нынче встречают летчиков на Руси! — неожиданно для самого себя звонким голосом крикнул в толпу Миша.
— Что случилось?
— Почему арестовали летчика? — раздавались недоуменные голоса…
Корреспонденты подскочили к Петру Николаевичу.
— Расскажите о своих впечатлениях от перелета, — попросили они.
Петр Николаевич еще более нахмурился и с горечью бросил: