— Спасибо, — тихо произнесла Лена. — Вы рисковали очень многим, идя сейчас сюда… Спасибо!
— Полно! Вы рискуете вдвойне.
Она поняла его намек и покраснела.
— Леночка, я знаю… вам надо торопиться… Но уходя, я хочу просить вас… подумать о себе. Ведь вас теперь каждую минуту могут…
Она протянула ему руку и он приник к ней в долгом поцелуе.
— Добрый, добрый, хороший наш друг, Петр Николаевич!.. Спасибо!..
Он ушел в страшном смятении. «Чем я могу помочь ей? Может быть, спрятать ее у нас? Почему я ей не предложил этого? Впрочем, у нее, должно быть, есть более надежные места. Да и можно ли спрятать человека надолго? Рано или поздно выследят… А Данила?.. Каково ему?..»
Петр Николаевич представил, какие чувства борются в душе Данилы и какого мужества требует от него жизнь…
Через три недели рано утром в дом Нестеровых постучали. Петр Николаевич работал у себя в кабинете над расчетами петли. Он вышел в сени, открыл дверь.
У входа стоял Данила Георгиевич, в сюртуке, без погон, с непокрытой головой, на которой слиплись темные пряди волос. На Петра глядели черные, растерянные глаза с покрасневшими, воспаленными веками.
В глазах Данилы он увидел, нет, скорее почувствовал, глубоко запрятанную невыплаканную слезу, ту слезу, что остается долгим напоминанием о неизбывном горе.
— Лену… — хрипло произнес Данила, чувствуя как немеют губы, — …арестовали!.. Ее предают военному суду по пункту первому сто второй статьи… за попытку… ниспровергнуть царский строй.
Петр Николаевич схватил Данилу за плечи и бережно повел к себе в кабинет. Наденька спала и Петр плотнее прикрыл дверь спальни.
— Это не все… — продолжал Данила. — Меня вызвали в штаб и объявили резолюцию государя о лишении меня офицерского звания как супруга… государственной преступницы…
Данила умолк. Он выложил своему другу все и теперь молчал, низко опустив плечи.
Потом, среди тягостного молчания, он вдруг сказал:
— А Лена на сносях… Последние дни… — и всхлипнул, зажав лицо большой дрожащей пятерней.
Петр Николаевич стоял, борясь со спазмой в горле…
Много обид вынес Данила в детстве, Петр был свидетелем и часто заступником его. Но такой большой обиды еще не выпадало на долю Данилы. И самым тягостным для Петра было то, что он теперь не мог заступиться.
— Данила… — сказал Петр Николаевич, глотая соленые слезы и чувствуя, как больно сжимается сердце, словно тисками. — Родной мой… Судьба нас обоих не баловала с малых лет… Но мы выросли, возмужали! Вот и сейчас… надо выстоять, Данила! Представь себе отчий дом — милое, теплое, радостное гнездо наше. Каждый камень нам дорог, каждое деревце в саду — далекое и вечно близкое ласковое воспоминание… И вот, представь, поселился в милом отчем доме злой отчим — тупой, жестокий. И трудно нам, детям, неслыханно трудно с зверюгой-отчимом. Но мы должны выстоять. За нами будущее. Время свершит свой приговор. Отчим уйдет, а отчий дом будет стоять вечно!..
Данила молча слушал, не отнимая руки от лица.
— Понял ты меня, Данила? Ведь Русь, Родина наша — что отчий дом. А злой отчим уйдет!
Данила слушал сдавленный болью голос друга и плечи его постепенно выпрямлялись. «Ах, Петя, Петр Николаевич! Если бы не ты, не Лена, разуверился бы я в людях, ожесточился бы на жизнь лютой, нечеловеческой злобою!..»
Вошла Наденька, увидала Данилу Георгиевича — горестного, потемневшего, будто опалило его раскаленным ветром, и все поняла.
Прислонилась к стене, совсем по-бабьи скрестила руки на груди и залилась слезами…
Готовясь к мертвой петле, Петр Николаевич перечитал все старые русские и иностранные авиационные журналы. В них печатались сообщения о первых успехах людей, дерзнувших состязаться с птицами, подробно описывались трагические обстоятельства катастроф и аварий.
Три года назад два французских военных летчика Биассон и Таррон погибли в результате того, что слабосильные их аэропланы были опрокинуты ветром.
Внимание Петра Николаевича привлекла схема траектории, непроизвольно проделанной аэропланом в воздухе при аварийном случае с летчиком Морелем. В прошлом году, спускаясь с остановленным мотором, он был сброшен со своего сиденья при неожиданном и очень крутом крене аэроплана. Однако пилот сумел уцепиться за фюзеляж руками и ногами и так держался все время, пока аэроплан, никем не управляемый, перешел к пике, а потом, перевернувшись на спину, стал скользить вверх колесами.
Вися вниз головой, летчик подобрался перед землей к своему сиденью и уцелел, так как удар был воспринят одним крылом.