Он летал долго. Аэроплан кренился все круче, радиус круга становился все короче. Нелидов и Передков по тени аэроплана производили замеры.
После посадки Нестеров вместе с друзьями занялся подсчетами. Результат оказался превосходным: вместо требуемого радиуса в двадцать пять метров описанный круг имел радиус всего в двадцать два с половиною метра…
Наденька подошла к окну и замерла от изумления: во дворе на старой, разбитой вчерашней грозой акации стоял аист.
Большая белая птица долго с любопытством глядела в окно, и Наденька не посмела ни пошевельнуться, ни оторваться от ее загадочного взгляда: в нем было что-то неправдоподобное, фантастическое.
Срывающимся голосом Наденька позвала:
— Петрусь!.. Вставай! Иди сюда… Быстрее!
— Что ты там увидала, Дина?
— Аист! — громким шепотом отозвалась она, не отрываясь от загадочно-волнующего птичьего взгляда.
Петр Николаевич поднялся с постели, прильнул к Наденькиному плечу.
— Аист… Верно! Добрая птица. Она приносит счастье… — сказал он с ласковой задумчивостью. — И удачу… — добавил он, помолчав.
— А вдруг она… он улетит? — испуганно промолвила Наденька.
— Нет уж! — с веселой уверенностью ответил Петр Николаевич. — Раз аист облюбовал себе место, он не расстанется с ним. Верная птица, Дина!..
С тех пор каждое утро, просыпаясь, Наденька кидалась к окну. Аист стоял либо сидел, положив красивую желтоклювую голову на крыло.
Иногда аист кивал головой, будто здороваясь. Наденька уже привыкла к нему. Петр Николаевич смастерил блок и подвесил его на верхушку акации. Наденька тянула за один конец веревки, а на другом было подвешено выдолбленное из липы корытце с зерном, мелко накрошенной булкой и даже с жестяной банкой, наполненной водой.
Корытце плыло вверх, затем у самой верхушки останавливалось, и аист деловито и спокойно завтракал, глухо постукивая клювом.
Петр Николаевич звал аиста «Александром Ивановичем» и все справлялся у жены, когда поутру она подходила к окну:
— Александр Иванович уже проснулся?
«Счастье! — думала Наденька, завороженно глядя в глаза аиста. — Да, я счастлива, милая, добрая птица. Я люблю Петруся, и он меня любит. Я люблю Маргаритку и Петеньку. Ничего мне больше не надо! Только… Только не улетай, Александр Иванович!..»
Она шептала эти слова страстно и самозабвенно, как молитву.
— Только не улетай, Александр Иванович!
Аист прилетел в те дни, когда Петр Николаевич закончил все приготовления к своему эксперименту. «Странно, — думал он, — эта птица прибавила во мне уверенности. Вероятно, все, кто решается на отчаянный шаг, становятся немножко суеверными. Аист кажется мне добрым предзнаменованием. Да… Но „Ньюпор“ мой в таком состоянии, что… Нелидов советует полететь только на одном из новеньких „Ньюпоров“, прибывших с завода „Дукс“, где их осматривали и регулировали.
Милый Геннаша! Он боится, что во время мертвой петли моя старая машина сложит крылья. И Миша не отходит от поручика Есипова, уговаривая его „дать Нестерову новый „Ньюпор“ для совершения его опасного опыта“.
Милые, верные друзья!.. На миру, говорят, и смерть красна, а с вами мне ничего не страшно.»
Петр Николаевич вспомнил бледное, строгое лицо Георгия Вачнадзе и его слова за минуту до того, как его увели жандармы:
«Я хочу взять с вас слово, что вы совершите свой подвиг… Я надеюсь, что и в тюрьме услышу о вас и буду рассказывать людям…»
— Услышишь, Георгий! Услышишь… — шептал Нестеров, задумчиво и строго сдвигая брови.
«Как нужно любить Россию, чтобы, идя в застенок и будучи отверженным ею, так заботиться о ней: „Это очень нужно Отчизне нашей!“ Впрочем, Георгий прав, жандармы — это не Россия!..»
Третьего дня в «Киевской мысли» появилось пространное сообщение: «Французский летчик-испытатель Адольф Пегу испытывал парашют. Он решил не брать на борт второго пилота, так как полет был очень рискованным. Выбросившись на парашюте, Пегу с изумлением увидел, что его никем не управляемый аэроплан продолжал лететь, иногда перевертываясь вверх колесами и снова выравниваясь. Потом выпрямился у самой земли и сел на три точки с такой безукоризненной точностью, что Пегу не поверил своим собственным глазам…
Отважный француз решил проделать в воздухе те же пируэты — перевернуться вниз головой, потом выровняться в нормальное положение.
Конструктор Блерио уменьшил угол крыльев, усилил верхние поддерживающие растяжки.
20 августа 1913 года Пегу, привязавшись поясным и плечевыми ремнями к аэроплану, взлетел. Набрал высоту. Переведя аппарат в отвесное пикирование, он полетел вниз носом, затем перевернул аэроплан вверх колесами и повис на ремнях вниз головой.