Даже Миша Передков не мог узнать, что задумал Нестеров.
Одиннадцатого мая в три часа тридцать минут утра Петр Николаевич и Нелидов взлетели и взяли курс на станцию Быхов. Ветер был попутный, и через три с половиной часа они уже заправлялись бензином в Быхове.
В восемь часов утра — снова в воздухе. Петр Николаевич косился на синие тучи, закрывавшие небосвод на севере. Ветер усилился. Он подбрасывал то одно, то другое крыло, неожиданно поднимал хвост, и вскоре аппарат стал походить на утлое суденышко, бросаемое тысячепудовыми волнами в штормовом море.
Нелидова тошнило. У Петра Николаевича кружилась голова. «До Витебска не дотянем!» — подумал Нестеров и у станции Городок повел аэроплан на посадку.
— Чудно! — сказал Нелидов, когда они вылезли из аппарата и легли на траву. — Я помню, отправлялся в перелет летчик Васильев. Он выслал три автомобиля для разведки пути, заранее отправил наблюдателей. Целый месяц размещал склады запасных частей, получал донесения, посылал телеграммы. А мы с вами только отправили бензин да квитанцию положили в карман. Без шума!
— Шум — плохой попутчик, Геннадий Матвеевич, — отозвался Нестеров.
— Петр Николаевич, — неожиданно виноватым голосом проговорил Нелидов. — Забыл вам передать… Когда вы были в перелете, приходил ваш друг… Запамятовал, как он назвался… «Передайте, грит, Петру Николаевичу, что я уезжаю далеко, вслед за Леной… И пусть его хранит судьба! И вы храните его, пуще глаза своего храните!..» Слово с меня взял, чтоб я берег вас…
«Данила!..» — догадался Петр Николаевич. Он долго молчал и вдруг сказал сердитым, сдавленным голосом:
— Чую — будет гроза. Россия бурлит. Много я облетел городов и селений. И всюду встречал недовольных, гонимых. Дымком мятежа тянет, и его улавливают даже такие нечуткие ноздри, как мои.
Он сорвал травинку и, взяв ее в рот, задумчиво пожевал.
— А с Запада? С неметчины? Оттуда уже давно собираются тучи.
— Да-а… — протянул Нелидов. — В России неспокойно…
Пока они разговаривали, аэроплан и их самих окружила толпа крестьян, работавших в поле. Впереди застыли мальчуганы — сплошь белоголовые, в рваных домотканных портках с одной помочей через плечо.
Петр Николаевич оглянулся, увидал крестьян и сел, наблюдая за тем, как толпа удивленно разглядывала их, точно диковину.
— Здравствуйте, господа! — сказал Петр Николаевич.
— Добрый день! — ответил за всех высокий старик с короткой седой бородой. — А только здесь господ нету. Мужики мы из села Коротьки. И заметьте, все Короткевичи.
— Как, все? — спросил Петр Николаевич.
Морщины старика залучились улыбкой. Стала слышна его хрипящая одышка.
— Все как один! В древности здеся хутор был. Жил мужик Короткевич Василий, имел целую дюжину сынов. Сыны женились, потом женились внуки. Ну, Короткевичи росли числом, множились семьи… Густой корень-то!
— Садитесь! — пригласил Нестеров.
Старик крякнул и сел. За ним сели все остальные. «Душевный человек, — думал старик. — Офицер, а с мужиком разговор у него уважительный: „Здравствуйте, господа!“ Гм! И в глазах у него насмешки не видать…»
— Интересное у вас село! Дружное, наверно?
— А как же! Пришла в село повестка из города: «Короткевичу явиться в суд за потраву скотиной овсяного поля помещика Литвинова». Думали мы, думали. Имя в бумажке не поставлено. Явились в суд всем селом, все шестьдесят три мужика с половиною!
— Почему «с половиною»? — спросил Нелидов.
— А это у нас Короткевич Иван умом попорченый, с японской войны таким пришел. Ну, его «полмужика» и зовем. Судья, увидав такую ораву, разозлился вначале, а как узнал, что все село Короткевичами кличут, рассмеялся, погуторил вполголоса с помещиком Литвиновым и объявил нам:
«Раз все село заступилось за Короткевича Ивана и тем самым взяло вину на себя, всем мужикам села два дня отработать на полях господина Литвинова».
Петр Николаевич рассмеялся, с интересом рассматривая разговорчивого старика.
— Любопытная у вас машина! — проговорил крестьянин, и морщины на его лице вновь залучились улыбкой. — В иных местах приняли бы вас за колдунов. «Не иначе, — сказали бы, — как нечистая сила вас в небо уносит».
Петр Николаевич улыбнулся:
— Я вам расскажу случай, которому я свидетель. Три года назад я с товарищем летел на воздушном шаре. Унесло нас далеко: из Петербурга до Архангельской губернии. Ну, ищем поле, где бы приземлиться.
Ночь. Звезды. Тишина… Вдруг видим — на берегу речонки костер, и рыбаки сидят вокруг него, судачат. И удивительно: нам все слышно. Мужики рассказывают небылицы или бывальщину про попа и дьякона.