Теперь на лице Петра Николаевича не было и тени усталости. Он весь подался вперед, подперев подбородок обеими руками.
— Ботезат, — продолжал Яцук, — вы знакомы с его исследованиями?
Петр Николаевич утвердительно кивнул.
— Так вот… Ботезат не согласился с Жуковским. «Главный вопрос, — утверждал он, — о продольной устойчивости достаточно надежно решен хвостом-стабилизатором». Тут и пошло!
Летчик Лебедев набросился и на Николая Егоровича и на Ботезата: «Всем авиаторам хорошо известно, что хвост не только не сохраняет устойчивости в ветреную погоду, но часто нарушает ее, и нам приходится вести борьбу рулями против неподвижной части хвоста. Вспомните, что сто сорок человек разбилось на аэропланах, из которых каждый был снабжен хвостом-стабилизатором!» Потом поднялся Сикорский. Слышали о таком?
— Нет, не слышал, — признался Петр Николаевич.
— И не мудрено. Он выступает впервые. Но, между прочим, недавно облетал — и весьма успешно! — два аэроплана своей конструкции. Так вот… Возражая Лебедеву, Сикорский привел слова французского рекордиста скорости Ведрина: «На быстроходном аэроплане не ветер гонит меня, а я гоню ветер!»
Анна Сергеевна забарабанила в дверь:
— Спать, полуночники!
Яцук быстро поднялся:
— Спокойной ночи, Петр Николаевич!
— Спокойной ночи, — ответил он тихо.
Сон не мог побороть Петра Николаевича. Мысли о Наденьке и детях перемежались с раздумьями над спорами ученых об устойчивости аэроплана.
Кто из них прав? Выступление Сикорского перекликалось с его собственными догадками. С увеличением скорости аэропланы будут меньше зависеть от ветра. Но разрешит ли это целиком проблему устойчивости и безопасности?
В предложении профессора Жуковского, пожалуй, больше интересного. Ведь аэроплан — не артиллерийский снаряд. Скорость увеличишь, а как сядешь?..
Медленно брезжил рассвет. Тишина была до того густой, что слышалось тиканье карманных часов, лежавших на столе…
Новый день не принес ничего утешительного. Начальник вокзала, тучный старик с важной осанкой и длинной бородой, расчесанной на две стороны, напоминавший адмирала Макарова, сказал доверительно Петру Николаевичу:
— Угомонятся. Живот действует исправней полиции. Как жрать нечего станет, так и угомонятся.
— Когда же все-таки можно ждать поезда из Москвы? — спросил Петр Николаевич.
Начальник вокзала пожал плечами:
— Не скажу, голубчик. Сам в потемках. Об этом не худо бы спросить у большевиков, которые всю эту кашу заварили. Так ведь не скажут. Пошлют нас с вами к чертовой бабушке!
Он засмеялся, довольный собственной шуткой.
Петр Николаевич молча поглядел на его трясущуюся от смеха адмиральскую бороду и быстро вышел. Яцук и Анна Сергеевна с нетерпением дожидались его у дверей.
— Есть надежда, — сказал он, отводя глаза. — Судя по тону начальника вокзала, поезд возможен.
— По вашему лицу не видно, чтобы эта надежда была близкой, — заметила Анна Сергеевна.
— До Луны — четыреста тысяч километров, и то человек не теряет надежды до нее добраться! — засмеялся Яцук.
Они прождали до обеда и хотели уже уходить, но тут возникло неожиданное происшествие. Петр Николаевич приметил, как прошла мимо него невысокая молоденькая девушка в потертом бархатном салопчике, в повязанном по-деревенски синем платке. На курносеньком розовом лице ее сверкнули горячие и пристальные глаза.
Чем-то напомнила она ему Наденьку. Он долго следил за ней взглядом. Ему показалось, будто девушка что-то украдкой раздавала людям. Анна Сергеевна тоже обратила внимание на девушку.
— Смотрите, как толпится возле одной девицы народ. Николай, сходи узнай, может, она продает дрожжи, в Петербурге не стало дрожжей.
— Теперь все возможно, — недовольно проворчал Яцук и направился в другой конец зала.
Через несколько минут он вернулся, зажав что-то в кулаке.
— Дрожжи! — сказал он с горькой усмешкой. — Да не те, что ты думаешь, Ганна.
Яцук разжал кулак, открывая скомканную бумажку, и, оглянувшись, шепнул:
— Прокламация!
Петр Николаевич молча взял листок и стал читать. Анна Сергеевна вырвала прокламацию и спрятала в свою сумочку.
— Вы с ума сошли, Петр Николаевич! — испуганно зашептала она. — Если вас увидят с прокламацией…
В это время среди пассажиров началось необычное движение. Блеснули погоны жандармов.
— Стой!
— Держите ее!
— Перехватывайте! — раздалось в зале.
Свистки, крики, усилившийся гул огромного зала — все это наполнило Петра Николаевича тревогой. Громко билось сердце. Где девушка? Где эта смелая буревестница? Успеет ли она скрыться от жандармов?