— Убери свои руки! — дрожащим голосом требует девчонка, выдерживая мой взгляд и даже не думая отвести глаза.
— Ты головой вообще не пользуешься? — спрашиваю, игнорируя её «требование». — Считаешь нормальным шляться всю ночь хрен пойми где, объявиться на следующий день и сказать просто «доброе утро»?
— А ты считаешь нормальным требовать от меня что-то, когда ты мне никто? — смотрит на меня с вызовом, не понимая, как мне импонирует её смелость.
— Ты делаешь то, что говорю я. И никак иначе, — цежу сквозь зубы, наклонившись к её лицу.
В нос ударяет едва ощутимый запах алкоголя, и крышу рвёт к хренам собачьим.
— Ты где была, мать твою? — рявкаю, напрягшись всем телом.
— Где надо. Отпусти меня, дикарь! — выплёвывает мне в лицо.
Сжав челюсть до скрежета зубов, я только сильнее сжимаю её тонкую шею, и тут мой взгляд цепляется за красное с синими разводами пятно на ключице. Я не вчера родился, чтобы не знать, что это такое. И в этот момент что-то внутри меня переворачивается.
— В эскорт пошла? Обслуживаешь мужиков? — прищуриваюсь, едва сдерживая рвущийся наружу гнев. — Так не хватает? Сколько за ночь? Два? Три? Твой тебя не удовлетворяет? Молодой слишком, не знает, как? — слова сами срываются, и я понимаю, что переборщил, когда глаза девчонки наполняются слезами, а искусанные губы начинают дрожать.
— Урод, — едва слышно шепчет. — Ненавижу тебя! Чтобы ты сдох в адских мучениях! — уже не сдерживая рыдания, обрушивает на меня свою обиду.
— Марш в свою комнату, и чтобы нос оттуда не высовывала, пока я не разрешу, — говорю спокойным тоном, но с угрожающими нотками, чтобы не смела ослушаться.
Убираю руку с её шеи, но продолжаю стоять на том же месте и выжидательно смотрю на Леру.
— Ты — самый больной ублюдок, которого я когда-нибудь встречала, — шипит на меня, тыкая своим пальчиком в мою грудь, вместо того чтобы уйти в свою комнату.
— Иди в свою комнату и подумай, куда тебя приведёт твой шлюшный образ… — договорить не успеваю, как щёку обжигает звонкая пощёчина.
Моментально впадаю в шоковое состояние, не веря в происходящее.
Я не понял, меня только что ударили? Девчонка вдвое младше влепила мне пощёчину?
Внутри меня просыпается зверь, приготовившись разорвать на мелкие кусочки несносную девчонку. Дыхание учащается, пульс зашкаливает, а кулаки сами собой сжимаются до хруста костяшек.
«Ты ведь не будешь бить девочку?», — звучит голос здравого смысла в голове. Но гнев берёт верх, и я с трудом сдерживаюсь. Никто! Никто в этой жизни не позволял себе поднять руку на меня за все мои сорок лет. Тем более какая-то соплячка, которая мало того, что дерзит постоянно, так ещё и смеет меня ударить. Нет, конечно же, это и ударом-то не назовёшь, но сам факт сбивает все мои настройки.
Пока я пытаюсь побороть себя и осознать произошедшее, цоканье каблуков по мраморному полу выводит меня из оцепенения. Это Лера убегает вверх по лестнице, оставив за собой только шлейф своего сладкого запаха.
Первый порыв — пойти за ней, уложить на свои колени и украсить её задницу красными следами своей руки — подавляю в зародыше. Я слишком злой и неконтролируемый сейчас, а значит могу ненароком навредить ей больше, чем нужно. Надо успокоиться и отвлечься, иначе я кого-нибудь убью.
— А что происходит? — раздаётся сонный голос моей невестушки.
А вот и жертва.
— А это ты мне скажи, Мила, — медленно поворачиваюсь к ней и припечатываю взглядом к месту.
— Что сказать, милый? — наращенными ресницами хлопает, лыбится, как идиотка.
— Где твоя дочь? — спрашиваю и делаю шаг к ней.
— Не знаю, в своей комнате, наверное, — пожимает плечами. — А что она ещё натворила?
— Тебя вообще интересует, где она шляется по ночам? — нависаю над ней, переключив всю злость на эту «мамашу».
Именно она виновата, что Лера так себя ведёт. Она её так вырастила. Хотя, я сомневаюсь, что она приложила руку к воспитанию. Нормальная мать должна заниматься своим чадом вне зависимости от того, сколько тому лет. А эта хуже, чем кукушка.
— Она взрослая уже…
— Она твоя дочь, идиотка! — рявкаю на неё, и Мила, вздрогнув, обнимает себя за плечи.