Девушку в такой амуниции я догнал верхом на лошади, это была телефонистка Я вдоха Лурга (как она всегда представлялась мне, заступая на дежурство). Дуся натурально плакала, ибо не могла вытащить из грязи свои валенки. Вынимались из валенок ноги, но не сами валенки. Я приказал ей бросить катушку на обочине, так как повозочный подберет. Но она, забыв про слезы, пояснила, что это же ротное имущество, как же его можно оставлять? Потом попросила: «Если я упаду и захлебнусь в этой грязи, то не пишите моей маме правду, а сообщите, что погибла от пули». Конечно, нужно было бы писать на ее «ридной мове», но не все будет понятно читателю. Заметьте, что это был только первый день нашего многотрудного марша, который разве что мог сравниться со штурмом Чонгарских позиций через Сивашский залив в Крыму в 1920 году. Но там он длился несколько часов, а у нас с 5 марта по 3 апреля, длиной 450 километров. Ночью и днем, днем и ночью. Мы не могли вспомнить, где и когда в последний раз принимали пищу, где и когда спали. Спали на ходу, верхом на лошади и, при случае, на телеге сидя. Мне приходилось читать подробнейшие описания кошмара боевых действий, впервые я прочитал об этом в книге Анри Барбюса «Огонь» еще до войны. Мастером описания психологического состояния и тяжести боя является Василь Быков, но я еще не встречал в художественной литературе реалистичного описания того месячного перехода наших войск по разбитым полевым дорогам Черкасской, Винницкой и Хмельницкой областей. Уверен, что и мне это окажется не под силу. Под силу было пройти, но не под силу описать. Но я сделаю хотя бы попытку.
Немцы бросили почти весь свой автомобильный транспорт, бронетранспортеры и танки из-за отсутствия бензина. Редко мы встречали по пути следования оставленные противником грузовики, оборудованные под штабные автобусы, иногда торчали в грязи повозки с павшими рядом лошадьми. Но впереди шли наши танки, их было немного, и непонятно, каким образом их снабжали горючим, так как даже гужевой транспорт порой не мог пройти. К тому же были взорваны или разрушены мосты через реки. Повозочные искали объезды или наплавные мосты, отставали в пути на несколько переходов. Только вездеходные «студебекеры» проходили со скоростью пешехода. Возможно, именно они подвозили горючее нашим танкам.
После войны в академии один танкист рассказывал мне о том, что из их танкового корпуса по тем дорогам к госгранице вышло всего три танка. Это были командирские машины командира корпуса, заместителя и начальника штаба, в ознаменование чего они все трое получили геройскую степень отличия. Было и такое... Прошли они еще и потому, что у немцев пехота отходила только с винтовками и автоматами и то далеко не у всех, о чем расскажу ниже.
Вспомню о моих боевых донесениях тех дней. Писал я их не каждый день, однако они сохранились в архиве. В них нет описаний боев, так как таковых у нас — пехоты — не было. Первоначально путь наш пролегал в основном в южном направлении на железнодорожную станцию Христиновку, что северо-западнее Умани. После разгрома под Босовкой командир полка у нас был временный, а начальник штаба майор Ершов по собственной дурости попал в плен, о чем в главе «О дисциплине и разгильдяйстве». Нашего нового временного командира полка я почти не видел в штабе. Встречались на привалах. Я наносил ему на карту маршрут движения, и он порой пропускал колонну полковых подразделений и транспорта. Уже на первых переходах я доносил о том, что 7-го марта артиллерия и обозы отстали. Ночами еще были морозы, грунт замерзал и проходимость улучшалась, поэтому без всяких указаний свыше мы использовали ночи для переходов. В Рубаном Мосту проходили ночью, и я почувствовал под ногами какую-то гать из бревен, упал, споткнувшись, и в темноте ухватился за руку мертвеца. После узнал, что отходящие гитлеровцы якобы заполняли лужи мерзлыми телами наших воинов — то ли погибших в боях, то ли расстрелянных военнопленных.
8 марта сосредоточились в Антоновке. Тылы отстали, но полевые кухни догнали, и повара накормили нас горячей пищей. Более того, замполит капитан Мищенко объявил штабу и подразделениям о том, что в полку покажут кинофильм под крышей бывшего коровника, чтобы немцы не сбросили ночью бомбу по тому «кину». Представьте, что пришли почти все. Смотрели мы фронтовую передвижку, показавшую нам предвоенный кинофильм «Мы из Кронштадта». Так отметили мы женский праздник.
В городе Умань еще до революции были построены огромные бетонированные подземные хранилища для армейских складов. Мы оставляли их в 1941-м невзорванными, и немцы на протяжении оккупации использовали их в своих целях. Все склады были заполнены продовольствием для немецкой армии. Вывезти такое огромное количество они не успели, поэтому в поспешности взорвали перекрытие сводов, и продовольствие оказалось под бетонными плитами. После отхода немцев местные жители начали разбирать обрушенную арматуру и бетон и вытаскивать деликатесные продукты. Ринулись туда и обозники с тыловиками. Наш штабной повозочный Аким Стрелец тоже поехал с Сеней и сумел откопать ящик с металлическими банками консервированного винограда и слив, коробку с плавлеными сырками, каких мы и не знали в то время в нашей державе. Был даже сыр в больших тюбиках, вроде зубной пасты, были тушенка и рыбные консервы. Только бутылки «шнапса» все под тяжестью бетона пропали безвозвратно.