Так завершался наш месячный марш. Солнце стало проглядывать все чаще. Снова мы повернули строго на юг. Опять сон на ходу, к которому солдаты стали даже привыкать. Замыкал ротные колонны старшина или офицер, он следил, чтобы полусонные не отставали. Если кто-то выходил, то его снова заталкивали в «стадо», так как это невозможно было считать строем. Однажды я увидел заострившийся нос нашей Дуси, она еле передвигала ноги, и я понял, что она именно сейчас нуждается в помощи, и приказал взять ее на повозку. Аким помог ей, и она сидя тут же уснула и спала до привала. Повозочный даже проверил под ней сено, но оно оказалось сухим, хотя проехала она около десяти часов, а если бы слезла, то он ее без меня снова вряд ли бы взял на повозку.
В заключение расскажу о том, какая была в ту пору борьба за любую лошадь, даже без седла. Я уже писал, что верховая лошадь была положена только командиру полка, его заместителям, начальнику штаба, начальнику артиллерии, командирам батальонов и командирам батарей на конной тяге. Но как я уже говорил, новый командир сразу настоял, чтобы я ехал на верховом коне из взвода конной разведки. После первых дней моей езды конь захромал, наступив на гвоздь, как определил ветеринарный врач.
Я снова шел, как все, пешком, но командир полка снова распорядился выделить мне коня и приказал ехать рядом с ним. В одну из ночей он оставил меня при выезде из села проследить за прохождением всей колонны полка и после доложить о результатах прохождения колонны. Чтобы подкормить лошадь, я заехал во двор, где увидел копну сена, накинул повод уздечки на правую руку, разнуздал и дал коню возможность подкормиться сеном. Сам стоя мгновенно уснул. Сквозь сон услышал понукание лошадей и, проснувшись, увидел, что рука моя так и торчит за полой ватного бушлата, а никакой уздечки и самого коня нет. Стало ясно, что повод был перерезан, а лошадь с седлом была уведена.
Стыдно было признаваться командиру в такой оплошности, но пришлось. И тем не менее он снова сажает меня на предпоследнего коня во взводе и я еду весь день с ним. Коновод присматривает за обоими, когда мы заходим в хату или во двор. Ночью снова такое же задание — пропустить всю колонну до прохождения артбатарей. На этот раз я выбрал место в чистом поле. Слева от дороги была огромная лужа, а посреди нее на крошечном островке стоял телеграфный столб. Вот и решил я заехать на тот островок и там поджидать эти батареи. При переезде лужи вода оказалась почти под брюхо коню, что меня вполне устраивало от происков пехотинцев. Конечно, я слез с коня, опершись плечом о столб, вскоре уснул, закинув повод на локоть руки, ладонь которой снова отогревал за отворотом бушлата. Сколько я спал — не знаю, но проснулся от понукания лошадей и узнал голос командира батареи 76-мм полковых пушек. Но коня снова не было, хотя рука так же торчала за бортом. Только теперь я догадался, что не предусмотрел похитителя-кавалериста. Я закричал командиру батареи, чтобы он отстегнул переднюю пару упряжки и приехал спасать «Робинзона Крузо» с необитаемого острова. Долго вспоминали с усмешками в штабе офицеры эти мои промахи, тем более что все знали о моей казачьей родословной.
Румыния
30 марта, совершив марш Лядово-Секуляны-Мендыковцы-Болбоки, к 21 часу полк сосредоточился на юго-западной окраине районного центра Бричаны. Ночью вряд ли кто заметил, как мы спокойно переехали по мосту через Днестр без стрельбы и криков «ура». Это уже была Молдавия — родина фельдшера батальона, нашей Оли Дейкун из города Бельцы, начавшей войну на своей земле в первые дни войны и завершившей ее под Будапештом. Она теперь постоянно выручала штаб в общении с местным населением здесь, в Бричанах, и после — на территории Румынии, куда мы вступили самыми первыми.
Здесь у нас была не просто дневка, а трехдневка, по непонятным для нас причинам. Может, наш тогдашний народный комиссар по иностранным делам Молотов В. М. решал вопросы вторжения на территорию соседнего государства, но Румыния оставалась союзницей Германии. Одним словом, в этом местечке, именуемом по-украински, в равной пропорции проживали три национальности: молдаване, украинцы и евреи. Пройдя с боями шесть областей Украины, мы впервые увидели на площади много евреев, а в базарных палатках, в качестве торговцев, только их. Между собой они разговаривали на идиш.