Он склонился над пустым пергаментом, еще раз пробежал глазами оригинальную декларацию.
— Нужно сохранить стиль, — произнес он. — Очень нужно. Но самое главное — добавить новые положения в конце. Так, все молчат, никто мне не мешает. Мы — на самой важной стадии плана, улавливаете?
В комнате повисла тишина, нарушаемая лишь царапаньем пера Бенджамина Франклина.
Джефферсон глядел ему через плечо, кивая время от времени.
— Не забудь оговорить ту часть, где сказано, что я временно смогу рулить, — сказал он. — И упомяни про казначейство.
Франклин нетерпеливо кивнул.
— Все сделаю. Не возбухай попусту.
— Как думаешь, они подпишут?
— Конечно, подпишут. У них и выбора-то нет. Сразу же после той части, где сказано, что мы теперь независимое свободное государство, идет положение о временном правительстве. Это, кстати, тебе нужно было бы по-хорошему написать.
— Ну ладно, как скажешь.
Франклин закончил, откинулся на спинку кресла, ткнул в грудь Джефферсона пером.
— Кашляни, — приказал он.
Джефферсон кашлянул.
— Еще раз. Громче.
— Чего ради?
— У тебя ларингит, — пояснил Франклин. — Запущенный случай. Поэтому ты и молчишь. Если кто-то что-то у тебя спросит — просто кашляй. Идет?
— Идет. Я все равно не хочу ни с кем болтать.
Франклин глянул на Хэнкока и Томсона.
— Вы, двое — подписываете и мотаете удочки. Когда прибудет вся кодла, вы идете за кулисы. Я вам приплету какую-нибудь отмазку — это меньший риск, чем если кто-то вас прижмет и станет допытываться. Понятно?
Двое мужчин кивнули. Франклин протянул им гусиное перо:
— Вот. Вы, двое, должны подписать ее в первую очередь.
Хэнкок поставил размашистую подпись. Уступил место Томсону.
— Помни, ты — секретарь, — напутствовал того Франклин. Томсон робко обмакнул перо в чернила. — В чем дело, перо тебе неудобное?
— Конечно, неудобное, — ответил Томсон. — И эти шмотки меня сейчас доконают. И никто из нас не знает, как надо говорить. Нам это не сойдет с рук, Мыслитель. Мы наделаем ошибок.
Бенджамин Франклин встал.
— Мы сделаем историю, — заявил он. — Просто следуй моим приказам — и все будет в порядке. — Он замер и поднял руку. — Выражаясь бессмертными словами самого Бенджамина Франклина — ну, то есть меня, — мы либо доболтаемся до единого мнения, либо будем поодиночке болтаться на виселице.
В Филадельфии они долго болтались вместе — Сэмми, Нунцио, Мэш и Мыслитель Коцвинкл. Они фальшивомонетили, занимались мелким рэкетом, но в основном — мошенничали на ставках.
Дела вообще пошли на лад, когда к ним подключился Мыслитель — он был настоящий дока по стряпыванию темных дел, со степенью, офисом и всем прочим. А самое забавное в нем было то, что у него имелась всамделишная регулярная юридическая практика, и он мог хорошо нажиться, не рискуя попасться на нарушении закона.
Но он работал с ними — так уж была устроена его душа.
— Объясняется все просто, — говорил он им. — Я не гордый. Согласен взяться за то, что само в руки идет. Супер-эго у меня нет. — Смолвил как Боженька — в этом был весь Мыслитель Коцвинкл.
Хотя, в конце концов, именно из-за него они угодили в переплет. В начале все было хорошо. С его адвокатской конторой в качестве прикрытия не составляло труда выходить на крупную рыбу — не мелкоставочный рабочий класс, но серьезные игроки-воротилы. Их он направлял к Сэмми, Нунцио или Мэшу, и они обрабатывали клиентуру по высшему классу.
Это приносило деньги. Большие деньги — такие, что им впору самим было становиться крупными рыбами. Комбинируя умную игру с разумным жульем, они могли бросить вызов самому Микки Тарантино. И они бросили — кто бы не рискнул? На проверенных лошадках — все должно было пройти тип-топ, но почему-то не прошло, и они подсели на долг в двадцать тысяч.
Микки Тарантино знай себе улыбался, но улыбка сползла с его рожи, когда Сэмми пошел к нему и сказал, что им нужно время на то, чтобы выплатить долг.
— Какого черта? — спросил Микки. — Вы, ребята, по уши в клиентах. Все богатые лошки бегут к вам делать ставочки.
— Но с каждой ставочки — да по прибавочке, — сознался Сэмми. — У нас ведь куча внештатных сотрудников, у которых тоже своя доля. Нерадивые жокеи, вандалы, «рыжие» — все тоже хотят есть. А мы хотим не просто есть, а жрать от пуза. Тут не накопишь. Извини, но прямо сейчас денег нет. Надо как-то достать.