И Новиков это понял тоже. Ему нравился этот крепкий парень, Сафонов, хотя, конечно, надо было наказать его за строптивость, чтобы было неповадно другим.
— Мы приехали сюда работать, — говорил Сафонов, — и преодолевать трудности. Но трудности темпов строительства, а прикрывать… и расплачиваться за нерадивость и равнодушие бюрократов мы не имеем права… как комсомольцы. Нет спецодежды, элементарных резиновых сапог, масса ребят переболели фурункулезом и простудой. Почему нет сапог? Не надо ссылаться беспрерывно на Павку Корчагина и на Сашу Матросова. И за их именами прятать свое равнодушие, мягко говоря. Мы требовали снять Гринберга и ставили об этом вопрос не раз. Мер не было. А он нас стал прижимать в зарплате. И работу подсовывать похуже, как будто он — Демидов, а мы — его крепостные. Мы коммунизм строим, а не ступеньку для его карьеры.
— Не занимайтесь демагогией! — вдруг сорвавшимся голосом выкрикнул Белов. — Сапоги-то вам дали. Вы лично сапоги получили. Работать надо, а не жаловаться.
Все загудели.
Дурак, подумал Новиков обреченно, стараясь не глядеть на Белова, дурак и маменькин сынок. С кем работать приходится! И дядя с папой хороши — где карьеру «мальчику» надумали делать, на комсомольской стройке! Впрочем, этим все можно, себя они уже приучили к этой мысли и приучают остальных: новая генерация функционеров, люди без нервов и прочих атавизмов.
— Сапоги у меня были, — продолжал спокойно Сафонов. — У меня, но не у всех. Белов никаких мер не принимает, и мы вынуждены были написать в Москву, в трест. Но в тресте, видимо, много дел и без нас. Без сапог можно было неделю, месяц… Но когда они лежат на складе, а нас воспитывают, чтобы энтузиазм был и дисциплина, то мы считаем, что это хуже вредительства.
— Вы подбирайте слова, — жестко глядя ему в глаза, сказал Новиков. — За них придется отвечать.
— Демагогия, знакомая демагогия, — с готовностью подхватил Белов и принужденно засмеялся. — Фразерство, рассчитанное на дешевую популярность.
— Я отвечаю за них, — Сафонов был все так же спокоен, сбить его было трудновато. — Когда нам, комсомольцам, хамски говорят: «Не нравится — можешь уезжать!», это как называется? Эта стройка наша! Наша! А не Белова и не Гринберга, и отсюда мы никуда не уедем.
Сафонов сел. Новиков красным карандашом обвел его фамилию, поставил восклицательный знак. Покосился на Белова, тот явно чувствовал себя «не в форме», хотя и хорохорился.
Новиков поднялся над столом — пора было прекратить эти эмоциональные излияния, надо было «попробовать» аудиторию, проверить на паршивость, тронуть «головку» — Сафонова, отсечь ее при возможности.
— А почему вы, товарищ Сафонов, за всех говорите? У других что, голоса нет? А то — «мы, мы», а кто это «мы»? Конкретно?
Собрание напряглось. Белов сбоку коротко и одобрительно хихикнул.
Сафонов молчал. И тут чей-то голос четко выговорил:
— Мы — это мы!
— Кто? — Новиков метнул взгляд. — Кто?!
Поднялась одна рука.
Другая.
Сразу еще несколько.
И потянулись руки. Все! Как копья. Только один Сафонов сидел, сложив руки на груди и насмешливо рассматривал Новикова.
— Теперь ясно? — выкрикнул чей-то насмешливый голос.
Новиков растерялся и не нашелся, что сказать.
— Ясно, — машинально повторил он и присел на стул.
И еще один человек не поднял руки — это была Таня. Она сидела в углу, съежившись и забившись, как маленький зверек.
Сосед справа, счастливый всеобщим братством, повернул к ней лицо.
— А ты чего спишь?
Но тут же вмешалась девушка.
— Оставь ее, Коля. Она не наша! Она с ним приехала.
— А-а… — протянул Коля, и разочарование, жалость и презрение отразились на его лице. — С ним!.. А-а…
И тут распахнулась дверь, вбежала растрепанная девушка.
— В клубе дерутся! — выкрикнула она.
Сафонов вскочил первым.
— Витя, Юра! — И кинулся к дверям.
Комната стремительно опустела.
Новиков взглянул на посеревшего Белова и ринулся к дверям за остальными.
Около клуба, длинного барака, увешанного плакатами, клубилась толпа, слышались крики и ругательства.
Новиков ворвался в помещение. Музыка еще играла, но танцы прекратились. У стены стоял парень с красной повязкой, с разбитым лицом, а двое других держали его за волосы и постукивали головой о стену.
— Теперь грамотный? Грамотный? — приговарил один из них.
Новиков кинулся вперед.
— Тихо! — закричал он.
Все посмотрели на него, и тут же сбоку вынырнул какой-то парень.