Слова лились так естественно – в жизни Грей говорил меньше, чем писал. Буквы выходили прямые и четкие, почти как напечатанные, но правый край строки постоянно уходил вверх. Мерсада писала еще менее красиво: буквы разлетались, как птицы, и были написаны легко-легко, под стать ее непоседливому характеру. Грею хотелось думать, что она не отвечает на его письма из-за того, что не может усидеть на месте, но причина крылась в другом.
Рука наполовину вывела строку про школу Ордена жизни и замерла над листом. Отложив письмо, Грей снова посмотрел на карту, на маленькую точку рядом с набережной.
Раона Кавадо выгнали из школы восемь лет назад – не столь большой срок для учителей. Многие из них помнили смуглого черноволосого мальчика-аристократа, чья семья принадлежала к первым беглецам Алеонте. Однако учителя не скрывали своего презрения к людям короля, и даже несмотря на обязанность отвечать на вопросы полиции, не поговорили с Греем – процедили несколько слов. Он имел право любого вызвать в башню, но разговорить их, наверное, могли только инструменты, которые полицейские доставали для молчунов – этого он старался избегать.
Что если спросить того, кто не принадлежит церкви Эйна или держит обиду? Такие должны быть среди слуг. Между тем они могли знать больше учителей, ведь у учеников была жизнь вне магии, уроков и служб. Каждый слуга своим долгом считал знать о хозяине всю подноготную, что о взрослых, что о детях, и вряд ли в школе существовал иной порядок.
Итак. Нужен список тех, кто работал там восемь лет назад: воспитателей, садовников, поваров, да хоть посудомоек! В решении головоломки ключевой обычно становилась самая незначительная деталь. Это было как найти кончик нитки на катушке – нащупаешь и сразу потянешь весь клубок. Двенадцать лет службы научили находить его даже в целом ворохе.
***
От старухи шел ужасный запах кислой капусты и грязного белья. Анесса Ольяносо подслеповато щурилась и не переставала говорить. Пять кошек крутились у ее узловатых тощих ног, а на коршуна смотрели с недоверием и поворачивались к нему хвостами. Он сидел на самом краю засаленного кресла, стараясь занимать как можно меньше места и не касаться поверхностей, покрытых жиром и пылью.
– Ну конечно, конечно, как я могу не помнить своих ребят? – старушка всплеснула руками. – Они же росли при мне. Ну что учителя? Урок отведут – вот и все. А воспитатели всегда рядом. Мы же их и в церковь водили, и за домашней работой следили, и за каждый синяк переживали! Даром что маги – дети как дети.
Анессе шел восьмой десяток. Всю жизнь она посвятила воспитанию учеников Ордена, пока ей не пришлось уйти из-за слабого здоровья – Грей уже знал, что ее «попросили». У женщины остался только крошечный домик в предместьях Алеонте, за который она держалась, как за надежную крепость, хотя обычно одинокие старики переезжали в специальные дома, где за ними ухаживали.
– Слышала я, слышала, что случилось с Раоном. Не верится просто! Да и тогда я не могла поверить. Такой хороший мальчик был! Я вам скажу по секрету, – старуха доверительно наклонилась к Грею, а он едва сдержался, чтобы не зажать нос и не скривиться от резкого запаха. – Его отец – деспот! Он сыну покоя не давал, вот Раон и цеплялся за всех в школе. А в душе он добрый был. Никогда кровать не застеленной не оставлял, всегда делал уроки, а однажды, когда я приболела, пришел ко мне и пытался помочь с хозяйством, хотя у него все из рук валилось!
Ольяносо даже не требовалось разговорить: она сама была готова вылить поток воспоминаний, только успей ухватить верное. Грей обошел всех уволенных и уволившихся, выискивая человека, которой расскажет больше. Среди них действительно были и обиженные, и равнодушные, и сознательные, готовые говорить с инспектором, но они не дали нового – спасение пришло в виде болтливой старухи, с трепетом вспоминающей каждого ученика.
– Не верится, конечно. – Анесса провела рукой по щеке, будто смахивала слезу, хотя выцветшие глаза оставались сухими. – Не мог он так поступить! Да и не… – старуха осеклась.
Грей насторожился, но решил промолчать – лучше вернуться к этому позднее. Сейчас женщина будет внимательна и не скажет нужного. Если такое состояние для нее еще возможно, конечно.
– А потом… Во имя Эйна, какое же горе! Я думаю, это в больнице с ним что-то сделали, что он умом повредился. Раньше ведь Раон таким правильным мальчиком был. Чутким очень. Ему нравилось работать в церкви. Однажды, представляете, даже с учеником из другого класса сцепился за право помогать на службе! – Анесса задумалась. – С Эйнаром Амадо, да. Тоже такой хороший мальчик. Они оба подавали надежды, недаром отец Гаста выбрал их.