Приподнялась, оглядываясь. Луна светила. Один из братьев спал рядом, похрапывая совсем по-человечески, полуоткрыв рот.
А вот во мне что-то оставалось от того животного состояния. Я ещё выше приподнялась, бесшумно, резко. Выбрала осколок — длинный и острый, как нож.
И с неожиданной для себя меткостью и силой вонзила его волкулаку в горло, прямо в полуоткрытый рот, пришпиливая к земле насквозь. Ещё один осколок — в артерию.
Второй подскочил мгновенно, перекидываясь в чёрную лохматую тень прямо в прыжке. Прыгнул на меня. Но не долетел.
Что-то — или кто-то — ударил его в бок, сбивая с намеченной траектории. Возня. Рык. Стон. Хруст.
И опять тишина.
Я сидела над телом мёртвого волкулака, обрызганная его кровью, не шевелясь, почти не дыша, пока к моему лицу не приблизилось другое человеческое лицо.
Луна скрылась, но это уже было неважно. Я обмякла в руках Вандера, позволяя взять себя на руки — и отчаянно желая не проснуться уже никогда.
Если можно, прошу тебя, Всесоздатель.
Глава 13. Отпуская прошлое
— Если ты боишься проходить мимо того места, где ты жила…
— Нет. Я не боюсь. Дело не в этом. Я не хочу уходить одна. И давай пока не будем об этом.
Я не боюсь и это чистая правда. Я вообще теперь мало чего боюсь, как оказалось. Не пугаюсь нежити и нечисти. Могу пойти одна против всех: семьи, традиций и устоев. Не боюсь потерять, а точнее, отпустить себя.
Отпуская себя-прошлую, обретаешь себя-иную. Новую. Может быть, настоящую.
Я сижу на крыльце дома Вандера и вдыхаю запах ночной прохлады и только что прошедшего дождя. Осень началась с долгожданных ночных дождей. Пока что слабых, грибных. К утру земля уже успевает чуть-чуть подсохнуть.
Вандер расчёсывает мои волосы — его маленькая слабость. Проводит пальцами вдоль длинных светлых прядей, ласково перебирает их.
Не кусает, не трогает меня, не тащит в постель. После того случая с волкулаками меня трясёт от любой физической близости. И только волосы я не без смятения даю ему потрогать.
При воспоминаниях о той встрече в лесу накатывает дурнота.
Хочу и забыть не могу.
Лучше бы… лучше бы это было в чистом виде насилие. Лучше бы я пришла в себя избитой, с выбитыми зубами и болью во всём теле, чем вот так. Память услужливо подбрасывает картинку за картинкой. Как я принимала их. Как стонала под ними. Действительно, не женщина. Самка.
Омерзительно.
— Кровь любых существ — особенная, Лари, — заговорил вдруг Вандер.
Прошло десять дней. Десять дней с того момента, как я очнулась у него на руках, начала визжать и вырываться, чувствуя какой-то невыносимый ужас и отвращение к тому, что меня трогают. С того момента, как забилась в угол в его доме, сутки ничего не ела и выползла только после другой человеческой потребности, ставшей невыносимой. С того момента, как раз сто вымылась, растирая кожу до кровоподтёков.
— А кровь волкулаков обладает, как бы это сказать попроще… сильным магическим зарядом. Сильнодействующим, но по сути пустым. Ментально наполняемым. То есть они могут воздействовать на других существ через свою кровь, заряжая её фактически силой мысли. Этому очень трудно сопротивляться. Человеку, даже обладающему зачатками дара — почти невозможно. Никто бы не сопротивлялся. Не вини себя. Даже лучше, что тебе было... не так уж плохо.
— Лучше бы было!
Болевую точку он уловил безошибочно.
— Как ты понял про мой дар?
— Ты же смогла открыть дверь тогда, в первый раз. Санти зачаровала её от случайных гостей.
Я помолчала. В темноте рассыпались снопами искр, кружили, таяли и вспыхивали колдовские светлячки, золотистые, багряные и бирюзовые. Возможно, Вандер устроил для меня это представление, чтобы хоть чуть-чуть отвлечь от грустных мыслей.
Он обо мне заботится.
И ничего не требует взамен.
Возможно, я просто развеиваю его скуку и одиночество… Впрочем, одиночество у нас теперь общее, на двоих. Ворчащую Санти можно не принимать во внимание — с моим появлением в доме Вандера она смирилась, только изредка бросала недовольные колючие взгляды. Мои благодарности за то, что несмотря ни на что всё-таки позвала на помощь Вандера, принимать отказывалась, фыркая, как сердитый ёж. Однако помогать помогала — набирала воду, зажигала огонь в камине и маленькой печке. Готовила еду и чистила одежду — хотя я и пыталась тоже принимать во всех домашних хлопотах посильное участие.
Еда, конечно, разнообразием не отличалась — в основном, жареное мясо лесных животных с какими-то лесными травами, но иногда встречались и деликатесы вроде ягодного компота или жареной картошки — возможно, кое-кто промышлял воровством. Долгое время не нуждавшиеся в пище обитатели дома явно, как могли, старались побаловать внезапную гостью. И это смущало, трогало — и вызывало неловкость. Пришла, а при том от прикосновений шарахаюсь, для хозяев ничего не делаю, сплю почти целыми днями…
Однако Вандер ни в чём меня не упрекал, словно было в порядке вещей, что в его доме появился ещё один материальный человеческий призрак. И про волкулаков заговорил только сегодня.
— Не вини себя. Это моя вина. Я их недооценил. Не думал, что… они обычно стараются избегать человеческих девушек. Считают их недостойными, — он горько хмыкнул, и мне абсурдным образом захотелось его утешить.
И всё же тело протестующе сжималось от мысли, что кто-то ещё попробует заявить на него свои права, навязать себя, к чему бы то ни было принудить.
— Почему ты убил их… того, третьего? — спросила я, не в силах отвести взгляд от светлячков-искорок.
— Это долгая история. И не очень-то интересная.
— Мне интересно.
Судорога прошла по телу, когда Вандер, продолжая перебирать мои волосы, случайно задел плечо. И судя по всему, рассказывая мне свои давние злоключения, Вандер чувствовал что-то подобное. Но он-то себя преодолевал. Ради меня…
— Мы раньше жили в столице. Наша семья. Отец был из королевских колдунов… Тогда эта должность была более почётной и более открытой, что ли. Впрочем, я давно не получал известий из внешнего мира. Лет десять как колдунов перестали выпускать за пределы королевского замка, если не ошибаюсь.
— Как давно это было? — осторожно спросила я. — Как давно ты… жил в столице?
— Около пятидесяти лет назад.
Светлячки закружились хороводом.
— Всё было… хорошо. У меня была любящая семья. Отец. Мама. Сестрёнка. Вздорная, но славная. У нас обоих открылся дар. У женщин это редкость.
— Фи, бытовая магия! — вклинилась в беседу Санти. По-человечески уселась передо мной. — Всего-то навсего. Чаще всего дар не специализирован, но отдельным, гхм, представителям везёт… В переносном смысле. Вот и мне не повезло. Родилась уродиной, да ещё и дар кривой…
— Никакая ты не уродина, — вклинился Вандер.
— Ну… теперь нет. Очень красиво мерцаю в темноте.
— Однажды отца отправили с дипломатической миссией в посёлок волкулаков. Я уже говорил, что живут они обособленно, однако иногда сотрудничают с людьми на взаимовыгодных условиях. И отец взял Санти с собой.
— Сама виновата, — пожала плечами призрачная девушка. — Вандер учился в Академии, я заскучала… Кроме того, мне было любопытно. Я раскапризничалась и заставила отца взять меня с собой. Впрочем, обычно блохастые действительно не трогают человеческих девушек. Однако… бывают исключения. Несмотря на то, что они часто принимают человеческий облик, суть у них звериная.
— Санти заинтересовала одного из детей их князя, — невыразительно-холодным голосом произнёс Вандер. — Отец дал понять, что подобный интерес неуместен: мы не заключаем межвидовые браки. Практически единственный статус, который может получить женщина в стае: статус низшей любовницы.
— А есть ещё высшие?
— Чэвэнь. Но их берут только из своих.