Теперь точно догоним, — ответствовал мутант — Вон его следы. Куда ему деться?
Колотун боязливо покосился на дно котловины, все еще затянутое туманом. Густым, плотным, будто слежался за много лет.
Как мы его найдем, в этаком молоке? — вопросил Колотун.
Развиднеется, — лениво отозвался Бошку.
Птицелов глубоко затянулся, обжег губы и сплюнул окурок.
Идти пора, мужики! — сказал он. — Мы тут лясы точим, а Лия там, может, от страха сама не своя…
Мутанты сразу поскучнели. Начали собираться. Видно, что им страсть как не хотелось спускаться в котловину, где неподвижными клубами стоял странный туман. У Птицелова тоже было тревожно на душе. Что-то подсказывало ему: не стоит туда идти. Не то чтобы опасно там, а как-то… неправильно, что ли?.. Не по-человечески. Но Птицелов помотал головой, вытряхивая непонятно откуда взявшуюся в ней тревожную муть, взял тесак наизготовку и решительно зашагал вниз. Он шел не оглядываясь. Он знал, что товарищи тащатся следом, так они громко сопели и вздыхали. Охотнички, думал Птицелов, и как они только к дичи подбираются? Ведь за версту же слышно! Дорога становилась все круче. Ноги теперь сами несли Птицелова. Последние метры он преодолел почти бегом, но у кромки тумана, который был не совсем туман, а может, совсем туман, мутант остановился.
Неподвижным этот «туман — нетуман» выглядел только сверху. Здесь же, на дне карьера, он дна заметно «дышал». Медленно, в едином ритме вздымался и опадал, как исполинская белая грудь спящего великана. Птицелов присел на корточки, коснулся тумана ладонью. Отдернул, будто его током ударило. Поднес руку к глазам. Ладонь была покрыта крохотными каплями, как испариной. И в каждой капельке горела огненная точка. Птицелов посмотрел вверх. Небо затянуто тучами, вот-вот пойдет дождь, однако капли у него на ладони отражают Мировой Свет. Как это может быть?
Что это у тебя? — спросил Бошку, глядя Птицелову через плечо.
Не знаю, — пробормотал тот.
Упырь меня задери, — проговорил Бошку, если я туда пойду…
Птицелов покосился на него.
А как же Лия?
Бошку махнул костлявой лапищей.
Пропала твоя Лия… И мы в этом проклятом месте пропадем, как пить дать!
Значит, не пойдешь?
Бошку покачал нечесаной гривой.
Не обессудь, Птицелов, не пойду… Боязно что-то.
А ты, Колотун?
Но Колотун лишь хлопал глазами и пятился.
Ладно, — сказал Птицелов, распрямляясь. — Ждите меня… нас здесь.
Ружжо возьми, — предложил Бошку.
Птицелов отмахнулся: обойдусь, дескать.
Зажмурился. Набрал в легкие побольше воздуху. И шагнул в странный туман, будто в отравленную реку.
Этого Птицелов ожидал меньше всего.
Едва поверхность «тумана-нетумана» сомкнулась над ним, он очутился в… лесу. В самом настоящем лесу, вроде того, что по эту сторону Голубой Змеи. Впрочем, нет. Таких лесов не осталось больше нигде. Раньше были, старик Отту рассказывал, а теперь — нет. Высокие деревья с ярко-желтыми стволами и темно-зелеными кронами. Сквозь листву пробивается небывалый в Мире бело-зеленый свет. Играют на разлапистых ветвях папоротников световые пятна. Птицелов выдохнул пыльный воздух мелового карьера и вдохнул тот, что был здесь, — сладкий, напоенный незнакомыми ароматами, чистый. Его хотелось пить или даже есть. Кромсать сочными ломтями и запихивать в себя сколько влезет.
У Птицелова пошла голова кругом. В какой- го миг он начисто забыл о том, зачем сюда проник. Засмеялся, как несмышленыш, заметался между истекающими янтарным соком стволами, заорал, как полоумный. Дурни, мы дурни… Зачем жить там, где отравлены воздух и вода?.. Зачем рожать уродов, обрекая их на недолгую жизнь рядом с неумолимой смертью?.. Ведь вот — безопасное место!.. Он же совсем рядом — Норушкин карьер!.. До него дойдут даже дети!.. А больных и старых можно унести на носилках… Надо обязательно привести сюда Лию… Пусть другие откажутся, не пойдут… А Лию обязательно надо привести… Здесь она выздоровеет, пополнеет, станет красавицей… А если не захочет или не сможет прийти, принести на руках… И пусть кусается, сколько сил достанет…Птицелов замер, будто споткнулся. Довольное бормотание, в котором вместилось столько бессвязных мыслей, оборвалось. Птицелов вспомнил, что Лия уже здесь. Именно сюда прицел ее Темный Лесоруб, чье прозвище — другое ими смерти. И не привел даже, а принес, потому что она не могла или не хотела сюда идти. Не могла или не хотела… Хотеть удел живых… а мертвые не могут ни хотеть идти, ни просто идти…Если это место смерти, подумал Птицелов, то лишь покойникам открыта сюда дорога. Значит, я тоже мертв?! Растерзан упырями на пути к Норушкиному карьеру… Хорошо, а Бошку, Колотун и остальные? Их же здесь нет!