Выбрать главу

Узрев едва ли не перед самым носом ствол карабина, Затворник воздел руки и застыл с открытым ртом.

Ты чего, паря? — пробормотал Бельмастый, пряча нож за голенище. — Приснилось что?

Я все слышал, упыри вонючие, — сказал Птицелов. — Совсем озверели в лесах, своего брата-мутанта нe жалеете.

Если ты нам друг и брат, — заметил Шестипалый, — возвращай ружье в обрат.

Заткнись, рифмоплет, — откликнулся Птицелов. — Из-за моей обувки да ружьишка старого жизни меня решить хотите… Думаете, я тупой?.. Вояки сраные…

Мужики, вы чего?! — спросил Затворник, который так ничего и не понял в этой мизансцене. — Какое ружьишко? Птицелова ружьишко? Дык из него только мелких птах стрелять…

Ты вот что, Птицелов, — сказал Бельмастый. — Остынь. Не тронем мы тебя, пошутили…

Врешь, Бельмастый, — сказал Птицелов. — Меня не проведешь, я вранье чую. А ну, пропустите!

Он перешагнул через Затворника, все еще не могущего взять в толк, что происходит, и крадучись вдоль стен, не спуская глаз с разведчиков, пробрался к выходу. Толкнул задом дверь, вывалился наружу.

Ты, Затворник, глупый гусь, — услышал Птицелов напоследок, — за тебя еще возьмусь…

Дверь захлопнулась. Не разбирая дороги, Птицелов кинулся в лес. Он понимал, что так просто ему уйти не дадут. Оставалась одна надежда, что до утра разведчики из своей хижины носу не высунут, упырей побоятся. Птицелов, конечно, тоже боялся упырей, но выбора у него не было. И на засеке упыри, и в лесу. Только те, которые на засеке, похуже лесных будут.

Никогда не слышал, чтобы четвероногие упыри своих жрали. А вот двуногие…

Перемахивая через трухлявые стволы, ныряя под толстые сучья, нависающие над узкой звериной тропой, что вела от хижины в чащу, Птицелов жаждал лишь одного — уйти от засеки как можно дальше. Едва рассветет, разведчики кинутся в погоню. Из-за карабина и добротных ботинок. А пуще всего — из-за боязни, что беглец наведет на них солдатский патруль.

Не такая уж и плохая мысль, подумал Птицелов ожесточенно. Они мне никто. Они уже не мутанты даже, а звери лесные. Из-за таких, как они, солдаты лютуют. И байки про кровожадных южных упырей среди северян из-за таких вот разведчиков…

Он едва успел затормозить. Взбил тучу палой листвы, шлепнулся на задницу, выронил карабин.

Ну вот, успел подумать Птицелов, прямо как в маминой сказке: от Лесоруба ушел, от разведчиков ушел, а от тебя, упырь лесной…

Матерый упырь, преградивший ему путь, сел на задние лапы, вздел пушистую морду к мутному фосфоресцирующему небу и захохотал.

Люди, — проворчал упырь, обнюхав карабин. — Много железа, мало мозгов. Птицелов все еще сидел на заднице — ни жив ни мертв. И все-таки скорее жив, чем мертв. Огромный упырь, самый крупный из всех, что Птицелову доводилось встречать, судя по всему, настроен был дружелюбно.

Когда упырь отсмеялся — хотя смех этот мало напоминал человеческий — он принялся разглядывать Птицелова, свесив лобастую голову набок, вывалив длинный черный язык. И не было в его облике ничего, внушающего ужас. Правда, большой. Громадный просто.

Выродок? — спросил он. — Охотник?

Да, — признался Птицелов.

А чего врать?

Упырь широко раззявил черную пасть, блеснув редкими зубами. Не поймешь, то ли зевнул, то ли припугнул. Захлопнул пасть, клацнув клыками. Спросил:

Охотников моего народа убивал?

Птицелов понурил голову. Вот так вопрос.

Жизни и смерти вопрос.

Случалось, — ответил он.

Круглые глаза-плошки упыря озарились внутренним огнем. Сердце Птицелова пропустило пару ударов, тело стало ватным. Безразличие охватило мутанта, но вдруг все прошло. Упырь погасил взор, отвернул морду.

Правильно, — пробурчал он. — Колдун так и сказал: мутант, который не врет. Встретишь, испытай его, сказал Колдун. Если соврет… не тот.

Птицелов промолчал. Звери лесные, ящеры болотные, птахи небесные, мыши летучие — все прислуживали Колдуну. Этим никого не удивишь за Голубой Змеей. Но никто никогда не сказывал, что Колдуну прислуживают упыри.

Мне идти надо, — сказал Птицелов. — Если позволишь…

Погоня за тобой, — отозвался упырь. — Трое. Очень злые. Выродки.

Догадываюсь, — вздохнул Птицелов. — Убить меня хотят.

Голодны? — поинтересовался упырь.

Птицелов хмыкнул.

Сыты, — сказал он. — Опасаются они меня. И ботинки им мои глянулись.

Упырь, яростно почесав за ухом, обронил:

Люди никогда не сыты.